Лев протянул руку, чтобы связаться с начальником следственного управления по Курской области, но номер набрать не успел. Телефон зазвонил сам.

– Гуров слушает, – сняв трубку, произнес он.

– Здорово, Гуров! – услышал он бодрый голос Крячко. – Ну, и где обещанная машина?

– Тебе удалось договориться с красноярской полицией? Получил документы на Харитошу?

– Еще бы мне и не удалось, – хохотнул Стас. – Забыл, кто самый компанейский парень на планете? Пара нужных слов, и вот мы в Москве. А машины, кстати, нет.

– Не понял, ты что, уже в аэропорту? – Гуров взглянул на часы. – Еще только восемь двадцать.

– Ага, а из Красноярска я вылетел в семь. Хвала чудесам часовых поясов! – продекламировал Крячко. – Прибавил себе жизни лишних четыре часа. Теперь сижу в кабинете начальника службы безопасности Внуковского аэропорта и прожигаю полученное даром. Так что насчет машины, или мне Харитошу на такси в наручниках везти?

– Жди, уже высылаю, – ответил Гуров и сбросил вызов.

Он связался с дежурным, велел отправить во Внуково служебную машину и кого-то из оперов для охраны задержанного и снова потянулся к телефону, чтобы выполнить то, от чего его оторвал звонок Крячко. И снова не успел набрать номер. В кабинет вошел генерал Орлов. Гуров так и остался с занесенной над телефонным аппаратом рукой, вопросительно глядя на генерала.

– Сильно занят? – спросил Орлов и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Придется оторваться. Собирайся, твой драгоценный свидетель Мережко снова жаждет аудиенции.

– Да что за чертовщина здесь творится? – не сдержался Лев. – Что на этот раз?

– Вот иди и выясни, – приказал Орлов.

– Мне нужно связаться с Курском, чтобы они провели задержание Гладышева, а я никак не могу этого сделать. Только что позвонил Крячко, оказывается, он уже в московском аэропорту и ждет машину. Теперь вот вы с своим Мережко.

– С твоим Мережко, – с нажимом на слове «твоим» проговорил Орлов. – А с Курском повремени. Возможно, Мережко как раз насчет Гладышева твою персону к себе требует.

Вздохнув, Гуров убрал руку от аппарата и последовал за генералом. Мережко привели в кабинет Орлова, поэтому выбора не было, пришлось вести беседу под бдительным оком начальства.

Как и предполагал Орлов, Мережко начал с того, что его, мол, взяли сомнения насчет достоверности показаний. Теперь ему казалось, что насчет Гладышева он ошибся, и это морпех из Оренбурга гостил у него в момент взрыва, а Гладышев приезжал раньше. Будь у него записи на руках, вспоминать было бы гораздо легче. Завершил тираду Мережко просьбой выдать ему его журнал для досконального изучения и синхронизации событий восьмилетней давности. Гуров еще только собирался с мыслями, подбирая слова, чтобы потактичней объяснить задержанному, что он думает о нем, о его журнале и о беспрерывной смене показаний, а Орлов уже вышел из себя. В выражениях он не стеснялся.

– Ты, верно, издеваешься, Мережко! – взревел он так, что его рев разнесся по всему этажу. – Твои показания меняются быстрее, чем кадры в рекламе! Не знаю, верит ли еще полковник Гуров хоть одному твоему слову, но что до меня, так я прихожу к выводу, что все твои показания всего лишь фикция. На самом деле в момент взрыва в твоем доме не было постояльцев. Никто из посторонних не пользовался твоей машиной. И кто же тогда на ней ездил, спросишь ты? Да сам ты и ездил! Это ты сидел в «жигуленке», когда тот рванул от перекрестка. Это тебя видел наш свидетель входящим в здание полицейского отдела. Ты взорвал здание, в котором находились люди, и в смерти их виновен тоже ты!

– Нет, нет, вы заблуждаетесь! – На лице Мережко отразился ужас. – Ничего подобного я не делал!

– Разве? А похоже на то, что ты специально путаешь следствие, чтобы мы зашли в тупик. Хочешь, чтобы я загонял своих людей и сдался? Хочешь снова выйти сухим из воды, изображая активное сотрудничество? – ревел Орлов.

– Вы ошибаетесь. Я на самом деле хочу помочь. Просто это слишком большая ответственность, – лепетал Мережко. – Вдруг я оговорю хорошего человека? Заявлю, что он был в Москве, вы его арестуете, предъявите обвинение, а он-то и невиновен? Как с этим жить?

– Не о них тебе надо думать, Мережко. Это твоя задница горит, – все больше распалялся генерал. – Знаешь, что грозит лично тебе? Какой срок дают за пособничество в подобном преступлении? И это только в лучшем случае тебя объявят пособником, а в худшем? Об этом ты не размышлял на досуге? О своей судьбе ты, видно, вовсе не печешься? Поглядите, какой Робин Гуд выискался! Помогает бедным и обездоленным, пускает на постой ходоков со всего света, а они между походами в ГУМ и музеи Кремля взрывают полицейские отделы. И кто ты после этого?

Гуров увидел, как на шее генерала вздулась вена, как покраснело лицо, и понял, что пришла пора вмешаться.

– Давайте все успокоимся, – встав между генералом и задержанным Мережко, твердо произнес он. – Похоже, после бессонной ночи мы все немного на взводе, так что сейчас самое лучшее, что мы можем сделать, это дать себе небольшую передышку. Товарищ генерал, у вас за дверью посетители ждут своей очереди, так что, если вы не возражаете, я уведу задержанного к себе. Мы побеседуем, а потом я вернусь с подробным отчетом. Вы ведь не возражаете?

Орлов с минуту смотрел на полковника немигающим взглядом, затем отвернулся и буркнул что-то нечленораздельное. Гуров не стал переспрашивать. Он подхватил Мережко под руку и выволок из кабинета. Конвойный следовал за ними по пятам, всю дорогу оборачиваясь, будто ждал, что генерал бросится в погоню. Гуров привел Мережко в свой кабинет, усадил на стул и только тогда смог выдохнуть. Таким разгневанным он видел генерала всего пару раз за долгую службу.

Если конвойный опасался того, что генерал последует за ними, то сам Гуров больше беспокоился о здоровье Орлова. Его сердце уже давало сбой, и подобные взрывы эмоций могли спровоцировать очередной сердечный приступ. Причины генеральского гнева были понятны: в том взрыве погиб его друг, с таким нелегко смириться. И перед Мережко извиняться за поведение генерала Лев не собирался. Сам напросился. Мыслимое ли дело, тридцать раз на дню менять показания? И это при том, что над ним и правда висит угроза обвинения в совершении особо тяжкого преступления.

Гуров бросил быстрый взгляд на задержанного. Выглядел тот не ахти: глаза бегают, руки трясутся, на лице испарина. «Сильно же тебя генерал напугал, – мимоходом подумал он. – Может, на этот раз крепко задумаешься, прежде чем рот открывать?» – и тут же, набрав номер приемной генерала, попросил секретаршу:

– Верочка, зайди к генералу. Он несколько разволновался, так ты проследи, чтобы там без последствий…

Объяснять Верочке, что делать, необходимости не было, Гуров был уверен, что она сделает все, что нужно. Переложив ответственность за здоровье начальника со своих плеч на плечи секретарши, он перешел к реабилитации задержанного.

– Как вы себя чувствуете, Виктор? – участливо глядя на Мережко, спросил Лев. – Попросить принести успокоительное?