Кругом было не так уж темно. Ее глаза быстро освоились в голубоватом сумраке. Голые стены, а прямо перед ней дверь, ведущая в сторону стоявшей снаружи башни. Туда она и направилась, едва поднявшись на ноги.

Проход за дверью привел в другую комнату. Здесь она нашла тех, кто ее опередил. И…

Вскрикнув, Брикса кинулась к ним.

Ута скорчилась на колонне, держа в зубах крошечную шкатулку. Шерсть у нее на хребте стояла дыбом, одну лапу кошка приподняла, предупреждая или угрожая, и яростно хлестала хвостом.

Марбон подбирался к кошке с ножом. Двед крался с другой стороны, обнажив меч. Ута увидела девушку. Одним прыжком, как прыгала на добычу, она перелетела через плечо Дведа и, выпустив когти, изо всех сил вцепилась в одежду Бриксы, расцарапав ей кожу.

Обняв кошку одной рукой и выхватив нож другой, Брикса обернулась к тем двоим. Выражение их лиц охладило ее. Раньше у Марбона было безжизненное лицо, потом – исполненное неистового рвения. Сейчас же из его глаз смотрела злоба, страшнее ненависти Жаб, потому что эта злоба жила в таком же, как она, человеке, по крайней мере – с виду таком же. А лицо Дведа обмякло. Он сейчас, как недавно его господин, был не в себе, но при этом двигался с жестокой целеустремленностью. Для них обоих Ута была добычей.

Видя, что Двед отрезал ее от двери, Брикса попятилась. Нащупав плечами стену, она двинулась вдоль нее, как обходила скалу, отступая от птицы-женщины. Мужчина и мальчик почему-то не спешили броситься на нее. А ведь легко могли бы свалить. И все же они, не скрывая, что готовы убить, если она не отдаст кошку, держались пока на расстоянии.

Полубезумная ярость в глазах Марбона стянула его черты в маску алчности. Он стремительно шагнул вперед. И будто наткнулся на стену. Брикса, опешив, смотрела, как мужчина тщетно пытается проломить невидимую преграду. Ута у нее на руках повернула голову. Она все еще сжимала в зубах шкатулку.

Но Брикса смотрела только на Марбона.

Двед остался стоять у двери, рукой с ножом перекрывая ей выход, но вести охоту предоставил своему господину.

Марбон зашевелил губами. Брикса не услышала слов, но кошка у нее на руках напряглась. И у девушки в голове разлетелись иголочки боли, такие острые, что она задохнулась, и с каждым уколом набиравшие силу. Словно безмолвное заклинание Марбона обернулось для нее пыткой.

Колонну, где недавно сидела Ута, обволакивал серый туман, выпускал усики, словно растущий плющ. Марбон все пытался подобраться к Бриксе – подступал то с одной, то с другой стороны. Туман уже перерос колонну и протянулся к потолку. Там он разошелся длинными плетями – ветвями дерева. Они расходились во все стороны, кроме одной: прямо над девушкой воздух оставался чист. То, что ее защищало, было властно и здесь.

Ута настойчиво ткнулась в нее носом. Шкатулка? Просит забрать? Брикса протянула к ней руку. Ута резко отдернула голову. Тогда что?..

Кошка опять ткнулась носом в вырез рубашки. Брикса, не выпуская из рук ножа, оттянула ворот. Ута тотчас уронила шкатулку ей за пазуху. И принялась вырываться, заставив девушку опустить исцарапанные руки. Едва коснувшись пола, Ута снова взлетела – и очутилась на прежнем месте, на верху колонны.

Марбон развернулся кругом. Его интересовала только кошка. Губы его все еще шевелились, а теперь Брикса уловила и слова:

– Кровью связать, кровью засеять, кровью заплатить. Так надо!

Вытянув вперед левую руку, он полоснул по ней ножом. И, даже не поморщившись, взмахнул раненой рукой, обрызгав колонну дождем кровавых капель. Двед как зачарованный шагнул к нему от двери.

Щупальца тумана ожили, потянулись к упавшим каплям. Брикса видела, как темные полосы расходятся в дымке, словно туман втягивал в себя кровь, питался ею.

И цвет его менялся. Он темнел и терял прозрачность. Теперь Бриксе виделись в нем плети вьюнка, обвивавшие колонну и расползающиеся по потолку. Подняв глаза, она отметила, что плети появились и над ее головой и теперь набирали толщину и темнели. Из толстых лоз пробивались тонкие корешки, ниточками раскачивались в воздухе.

Брикса с тревогой обернулась к Уте, испугавшись, что заросли вокруг колонны уже опутали ее. Но нет, вокруг скорчившейся кошки оставалось свободное пространство.

– Мы ничто – но Сила вечна! – провозгласил Марбон. – Судьба, – продолжал он, – предписала нашему роду бежать, бежать через все моря. Мы достигнем последнего предела земли и обратимся в прах на сапогах странника. Но в небесах все еще пребывает Сила и Владыки неземных пространств!

Сила Силе рознь, – мелькнула в голове у Бриксы дикая мысль. Та, что собиралась здесь, смердела злом, и смрад густел по мере того, как сгущалось дымное подобие дерева. Ноздри наполнила та же вонь, что долетала к ней от Жаб и птиц в Пустыне. Нож выпал из руки. Сточенное на нет лезвие разлетелось, ударившись о каменный пол. Но Бриксе было не до обломков металла. Она нашарила бутон – мертвый, побуревший – и, взяв его в ладони, сама стала дверью, отверстием, через которое в мир входила Иная Сила. Да, это так – теперь она хотя бы знала, что́ от нее требуется: она была слугой этой Силы, и настало время сослужить главную службу.

Брикса кончиком языка облизнула губы. Странное чувство – словно занавес опустился между ней и ее прошлым. Кто или что вошло в нее сейчас, что сделало ее своими устами, своим орудием? Какая бы Сила ни овладела ею (а Брикса не могла распознать ее природу), эту Силу породила не ее воля, не ее мысль, не ее существо.

– Ненависть не длится вечно, как бы горяча и глубока она ни была. – Не ее волей сорвались с губ эти слова. – Если тех, кто породил ненависть, больше нет, она истощится и умрет. Но в слепящем свете прошлого могут таиться семена будущей славы, ибо это тайны, скрытые в умах людей.

Так говорила двигавшая ею Сила.

Марбон уставился на девушку. Сейчас он снова казался самим собой, в полном и ясном сознании. Таким он, наверное, был до ранения. Вся страсть, владевшая им до сих пор, теперь сосредоточилась в глазах. В них горели багровые алчные искры. Брикса ощутила, как сверлит ее этот голодный взгляд, словно сквозь раковину ее тела желает добраться до живущего в ней существа.

– Так думал Джартар! – прошипел Марбон. – Не знаю, как и почему, но готов поклясться: это его мысли. Но ведь Джартар… – Голос его замер, к высоким скулам прихлынула кровь.

И снова заговорило то, что владело Бриксой. Она не узнавала своего голоса – он стал ниже, резче.

– Ненависть умирает, но, пока жива, она способна терзать и мучить неосторожных, призывающих ее на помощь. Как бы стара ни была ненависть, даже те, кто опирается на Силу, могут потерять свою Силу…

– Господин!

Ее речь прервал изумленный, испуганный возглас Дведа. Мальчик на несколько шагов отошел от входа. Его лицо больше не было бессмысленным, а скорее, выражало покорность более сильной воле.