Любовь родителей, крошечный новорожденный в родильном отделении, агукающий младенец, хорошенькая маленькая девочка с косичками, упрямая, но красивая девушка-подросток, уверенная в себе, влюбленная, пережившая предательство, страстная, профессиональная, всегда и во всем сомневающаяся, любящая молодая женщина… все мгновения ее жизни перечеркнула пуля, вонзившаяся ей в череп. То, какой она была, вмиг превратилось в воспоминания, в тут же начавшую остывать массу плоти. Скоро природа примется ее пожирать и поглотит ее, растворит ее в круговороте жизни. Едва погибнув, она уже гнила изнутри.

Люди из ГВНЖ прошлепали через лужу ее крови, убедились в том, что ее похититель мертв, и только после этого позволили подойти врачу. Тот бегом ринулся к телу, упал на колени в жиже, стекавшей прямо в яму.

Лудивина Ванкер.

Мертва.

Ему хватило одного взгляда, чтобы убедиться в этом. Никакой надежды. Она умерла, как только пуля вылетела из ствола. Ни секунды больше. Она уже получила свои несколько часов: от этого чудовища не стоило ждать и их. Вот и все, чего она сумела добиться.

Ни секунды больше.

Ни. Секунды. Больше.

Лудивина.

Ее разбитый лоб. Ее выжженные, размазанные по бетонному полу глаза.

Она улыбалась.

Она умерла, но улыбалась. Словно смеялась над всей этой жутью.

Или передавала последний привет всем, кто ее любил.

Ни. Секунды. Больше.

Лудивина.

В омерзительной кровавой каше.

С улыбкой.

Сеньон подскочил на месте.

Чистый, пустой коридор. Полутьма. Приглушенный больничный свет. Где-то неподалеку кто-то что-то говорит шепотом. Пахнет средством для дезинфекции. Слышится мерное пиканье приборов.

Он встал со стульев, которые составил вместе, чтобы хоть немного вздремнуть.

Вязкий кошмар.

Дверь в палату открыта, за окном ровно напротив входа чернеет ночь, почти все помещение занимает больничная кровать.

На ней, закрыв глаза, лежит Лудивина.

Ее глаза нетронуты, скрыты под веками, лоб чистый, без единой царапины, на светлых волосах ни капельки крови.

Кошмар. Просто мерзкий кошмар.

Они приехали вовремя. Лудивина отвоевала у преступника не просто отсрочку в несколько часов – она отвоевала у него свою жизнь. С точностью до минут. Люди из ГВНЖ сразили убийцу в тот же миг, когда тот выстрелил. Пуля прошла в десяти сантиметрах от Лудивины. Нет, она была здесь, она осталась цела. Физически невредима.

Сеньон потер лицо руками, отгоняя страшные картины, остатки ужаса, который он испытал, скорее возвращаясь обратно к реальной жизни. Не так уж часто она оказывалась приятнее и счастливее сна.

Он подошел, коснулся рукой щеки своей подруги.

На этот раз он улыбался.

И плакал.

Комната наполнилась жизнью, радостью. В небольшую палату набились Сеньон, Летиция, Гильем, Магали и Марк. Полковник Жиан, майор Рено и капитан Меррик только что вышли от Лудивины, удостоверившись в том, что следователь идет на поправку.

Сотрясение мозга, два треснувших ребра, множество синяков, несколько ссадин, ничего непоправимого. В психологическом плане Лудивина, казалось, еще не успела ничего осознать. В первый миг, только очнувшись, она с рыданиями притянула к себе Сеньона – так же, как сделала накануне вечером, в машине скорой помощи, увозившей ее в больницу. Но, избавившись от душивших ее слез, она удивительно быстро вновь обрела привычную уверенность в себе.

Гильем рассказал ей о том, как им удалось всего за несколько часов вычислить Антони Бриссона.

За те несколько часов, которые ей удалось у него отвоевать.

Летиция, несмотря на возражения Лудивины, сообщила, что освободит для нее комнату близнецов: она должна пожить с ними хотя бы неделю, пока не придет в себя.

Все говорили с ней, хотели ее успокоить, приласкать.

Сеньон воспользовался тем, что его жена стала угощать собравшихся яблочным пирогом, и наклонился к Лудивине:

– Как ты себя чувствуешь?

– Скорее нормально.

– Я имею в виду, что ты обо всем этом думаешь?

Лудивина пожала плечами и тут же скривилась от боли:

– Мы его видели, – сказала она.

– Кого?

– Антони Бриссона, убийцу. Я где-то видела его лицо. Но не сразу вспомнила, где именно. Один из рабочих, укладывавших кабели в ИКРНЖ, помнишь? Он тогда отошел, чтобы нас пропустить, и взглянул мне прямо в глаза.

– Он и правда оказывал такие услуги. И нам в том числе. Он был хорошим программистом, мастером своего дела – особенно в нелегальной сфере. Хакером. Гильем обнаружил придуманную им программу в пяти частных лабораториях, занимающихся анализом генетического материала. Это пять крупнейших лабораторий страны. То есть он контролировал примерно две трети от всех генетических анализов, которые выполнялись для картотеки АНК. Программа предупреждала его всякий раз, когда в связи с преступлением всплывала его ДНК, и он использовал ее, чтобы изменить ДНК-код, сделать его отличным от его собственного. Когда мы в первый раз отправили на анализ материал из фаллопиевых труб, его программа сработала: поэтому мы и обнаружили два кода ДНК, не соответствовавшие ни одному преступнику в картотеке. Но когда я попросил капитана Форно, анализ провели непосредственно в ИКРНЖ, так что этот говнюк уже никак не мог вмешаться, и мы сразу же получили его имя.

– Его внесли в картотеку АНК в связи с изнасилованием?

– Совершенным десять лет назад, ты все правильно рассчитала. Он явно искал любую возможность для того, чтобы поработать в судебных учреждениях, повсюду, где вершится правосудие, и установить там свою программу. Удивительно, что он прошел все проверки криминального прошлого…

– Ты же знаешь, как работают бюрократы: через их руки проходит столько бумажек, так что они легко могут пропустить все что угодно. А может, это была просто ошибка, человеческий фактор. Подарок судьбы для этого безумца – возможность оказаться в ИКРНЖ, пусть даже всего лишь затем, чтобы уложить какой-то кабель. Он до безумия жаждал все контролировать и наверняка был счастлив работать рядом с теми, кто за ним охотился.

Сеньон вдруг понял, что поведение Лудивины внушает ему тревогу:

– Не надевай броню.

– Не беспокойся, – улыбнулась она.

– Я не шучу. Вспомни, что тебе уже пришлось пережить, вспомни, как ты спряталась под сотней слоев защиты, как ты с трудом из-под них выбиралась…

– Я больше не стану этого делать. Как ты думаешь, почему я рыдала у тебя в объятиях, словно младенец? И это не последний раз, обещаю…