– Значит, это месть?

– Месть? Нет. Как можно? Ведь я столько лет принимал его помощь! Но и позволить ему пройтись по твоей умненькой головке тоже не могу. Я многим ему обязан, но это уже… личное. Ты добрая и ранимая, а Бритц беспощаден. Знаешь его девиз? «Начни по-хорошему. Продолжи малой кровью. Закончи любой ценой». Любой ценой! Это будет нечестно, несправедливо. Ради победы он выжмет из Волкаша всё до капли, из живого или мёртвого. А в то, что Кай найдёт Тритеофрен, никто, кроме него самого, уже и не верит. Даже если – вдруг! – он сдержит слово, ты унесешь с собой на болота косточки Волкаша в нагрудном кармане.

Да. Кайнорт ведь говорил на казни, что Волкаш ему не нравится. Я боялась представить, что он с нами сделает, если проиграем. Нужно было подстелить соломки со всех сторон:

– Извините. Я все-таки попытаюсь с шиборгом, пока есть время. Ведь у меня есть время?

– Моё предложение останется в силе до вечера, – очаровательно улыбнулся Инфер.

Наверно, Берграй думал обо мне лучше, чем оно было на самом деле. «Добрая и ранимая…» – человека с такими задатками Кайнорт бы не помиловал.

* * *

Пенелопа собирала макет скорпиона один к одному. Для примерки брони и оружия, пока настоящий Волкаш хранился в сейфе. Ещё у нас были записи с камер, которым удалось запечатлеть бой эзеров с партизанами.

– Если он на арене будет вполовину так хорош, нам и план Бж-ж не понадобится, – восхищалась Пенелопа, соскакивая с пластиковой клешни.

– План Бж?

– Бж-ж, – она тряхнула зелёными крыльями. – За оригинальный подход начисляют дополнительные баллы. За банальные примочки вроде колёс или плазменной пушки – вычитают. Так вот, инженеры Альды Хокс не способны выдумать два способа использовать диван-кровать, а у нас одни ненормальные в команде. План Бж-ж – обойти их по очкам.

О партизанах мы не говорили. Я устроила диверсию – это минус, но вытолкала Пенелопу из ловушки – плюс. В итоге ноль к обсуждению. Рыжая сдавила меня в объятиях, стоило переступить порог мастерской. «Если тебя потащат на астероиды… займу у Кая и выкуплю тебя, мерзавка», – поклялась она.

Лео Замардино умел высоко прыгать, это было его критическим преимуществом. Зато Волкаш имел две здоровенные клешни и хвост. Поэтому я предложила оставить ему для маневров не одну заднюю пару ног, а две.

– Это хорошо, – кивала Пенелопа, обходя модель вокруг. – Но рискованно так сильно облегчать шиборга. Замардино будет обвешан оружием по самые клыки.

– Ну… подождём, что решит Бритц.

– Ты разве не знаешь? Альде кто-то проболтался о тебе, она ворвалась сюда рано утром, разгромила модель. Вопила, что Кайнорт жулик… В общем, они с Ёрлем в карцере до завтрашнего утра. Начало боя – в полдень.

Маршал. В карцере. Нет, это был параллельный мир. Итак, вся ответственность легла на нас с рыжей. Туловище модели мы с Пенелопой обернули узелковой нейросетью, чтобы связать мышцы шиборга с орудиями. А клешни укутали бронёй со злополучными пластинками, которые сворачивались в шарики.

Альда Хокс не гнушалась потерей очков за банальность. Её излюбленными пушками были вариации на тему плазмы. Поэтому на спине Волкаша над обычной лёгкой бронёй мы разместили накладные ячейки с воздухом. Плазменный болл прорывал ячейки, и воздух обезвреживал заряд. Основной слой брони получал чуть больше, чем ничего.

Алебастро катился за горы, а мы воевали только с первой парой орудий. На клыки нацепили буры. При укусе срабатывал ротор, который запускал саморезы с алмазной головкой. Это была моя идея. И всё бы хорошо, но обратный ход сбоил. Волкаш мог ввинтиться и… не вывинтиться. На очереди ждали газовые резаки для второй пары ног: один достался от партизан, напавших на Тьель, а второй только предстояло собрать.

– Займись визорами, – спохватилась Пенелопа. – Изображения линз Волкаша и Кайнорта не синхронны.

Я не знала, за что хвататься, то ли за буры, то ли за горелки, то ли за визоры – и запаниковала.

– Пенелопа… ты сказала, начало в полдень?

– Утром надо ещё успеть протестировать всё на Волкаше.

Мне стало совсем нехорошо. На виртуальной схеме шиборга над хвостом и второй парой ног горели знаки вопроса. Мы так ничего и не придумали. Мы ничего не успевали!

– Ула, тебе плохо? Бледная… Сядь.

Пенелопа сунула мне термос с чем-то горячим и сладким. От страха я даже не поняла, кофе это или чай. Перед глазами проносили куль с останками Волкаша, а Кайнорт вёл меня на новую казнь.

– Можно мне… выйти на полчасика?

Пенелопа закивала:

– Конечно! Проветрись, поужинай. А я пока займусь визорами.

На самом деле возвращаться в мастерскую не имело смысла. Ни блестящих идей, ни времени для их воплощения у нас не было. Мы просто собирали саркофаг для Волкаша, гроб с прибамбасами.

Это Берграй выдал Альде, что я жива. Ведь только избавившись от Кайнорта и Ёрля, он мог устроить побег. Я отправилась в воланер капитана, чтобы выполнить свою часть сделки. «Провести вечер», – сказал Инфер.

В лагере было темно: центральное освещение повредили партизаны, и я пробиралась на первое в жизни свидание, как воришка. Свидание хозяина и рабыни. Фраза-инвалид, от которой хотелось повернуть назад. Очи Пламии таращились на меня из-за скал.

– Проходи, Ула.

В мягком свете бра Берграй был страшно красив.

– Здесь тепло, – вежливо сказала я, зная, что положено что-нибудь сказать, но совершенно растерявшись. Эзерглёсс моментально забылся. По правде, я и на родном языке понятия не имела, о чём вести беседу. Капитан вгонял меня в ступор.

– Присядь. Ты бледна… может, вина?

– Я бы съела что-нибудь.

– С вином.

Властные объятия пилотных кресел не допускали возражений. Этим вечером Берграй не совершал обычной вольности и не нарушал границ моей болезненной отстранённости от эзеров. Я наконец расслабилась настолько, чтобы проглотить канапе с бриветкой. Инфер улыбнулся и подался вперёд, касаясь своим бокалом моего.

– Играть со шпажками канапе идёт тебе гораздо больше, чем собирать шиборга.

– Я не знаю светских манер.

– Ты от природы изысканна. Гувернёры потратили не один десяток лет, приучая меня есть согласно этикету, пить согласно этикету… спать и драться согласно этикету. Говорят, если вздумал бунтовать против правил, то нужно сперва их усвоить как следует. Чтобы даже этикет нарушать согласно этикету.

Берграй высыпал что-то в мой бокал. Напиток вспыхнул и погас.

– У меня третья линька. Эти кристаллы расслабляют и снижают чувствительность.

Флёр романтики растворился в том же в бокале. Напрасно я разыгрывала леди со шпажками, ясно ведь было, чем закончится вечер. Меня искромсают осиные жвала, как обещала Йеанетта. Бриветки исчезли с тарелки неприлично быстро. Затыкая ими рот, я думала только об одном: ни в коем случае не брякнуть –