– Не забудь, звони каждый день, и, если я понадоблюсь, я сразу приеду. Мне до тебя три с половиной часа, – сказал он. Это так мило, правда. Я с ним увижусь через неделю.

В поезде.

«Опрокинутый мир» – странная книга. Даже не уверена, что это научная фантастика. Конец совсем непонятный. Сначала мне показалось, что очень даже нравится, но теперь я совсем не так уверена.

Тетушка Тэг должна встретить меня на вокзале в Кардиффе. Но если не встретит, я и так доберусь. У меня шесть фунтов семьдесят два пенса. В каком-то смысле деньги – это свобода, но не сами деньги, а выбор, который они дают. Наверное, Хайнлайн это и имел в виду.

Эта линия все время идет вдоль границы. Надо когда-нибудь съездить в Северный Уэльс или хоть через ту границу с Уэльсом, которая, по словам Вима, всего в паре миль от Освестри. Она обозначена на моей карте, так что я теперь знаю. Жаль, что на географии нас не учат читать карты вместо дурацкого оледенения. Хотя, пожалуй, оледенение помогает мне читать ландшафт, по крайней мере видеть, где прошел ледник. В некоторых странах ледник проходил так часто, что стесал горы почти под корень и осталось только плоское ложе с торчащими останцами там, где были выходы вулканических пород. Круто было бы посмотреть, но я рада, что здесь не так. Я люблю горы как они есть.

За Абергавенни (и за границей Уэльса) вдоль насыпи вдруг высыпали примулы. Не забыть бы рассказать дедушке. В Кардиффе, наверное, уже нарциссы, задолго до Дня святого Дэвида.

Это я дописываю у тетушки Тэг, прежде чем лечь спать.

В час посещений мы пришли навестить дедушку. К моему ужасу, одновременно пришла тетушка Флосси, которая еще ничего, но с ней была тетушка Гвенни, которую я люблю чуть ли не меньше всех на свете. Мало что может быть хуже палаты, полной дряхлых и умирающих стариков, так еще добавилась она. Тетушка Гвенни незнакома с чувством такта и не знает, что такое доброта. Она грубая, назойливая и гордится тем, что говорит что думает. Ей восемьдесят два, но она такая не потому, что старая. Бабушка рассказывала, Гвенни была такой же и в шесть лет.

– Ну, что это ты бросила Лиз? – приветствовала меня тетушка Гвенни.

– Она сумасшедшая, и жить с ней невозможно, – отрезала я. Перед ней нельзя прогибаться, а то затопчет. – Как это мои родственники додумались, что для меня это подходящее место?

– Хм-ф! А как тебе нравится жизнь с твоим негодным отцом?

– Я мало с ним вижусь. Я ведь живу в школе, – ответила я, признаться, немножко трусливо.

Мы, естественно, скрывали от дедушки участие в этом деле Даниэля, а теперь, конечно, все вышло наружу. Тетушка Тэг постаралась свернуть на более безопасную тему, заговорив о планах забрать дедушку из «Феду Хир» на летние каникулы, когда она сможет помогать, если не справится сиделка. Тетушка Гвенни тут же заявила, что тетушка Тэг должна уйти из школы, продать квартирку, перебраться обратно в Абердэр и постоянно присматривать за дедушкой. Вот уж не думаю! Если на то пошло, представьте, что будет, когда он умрет. Просто не верится, что кто-то, даже такой самовлюбленный, как тетушка Гвенни, требует от кого-то так жертвовать собой. Она как скажет что-нибудь, ты так и стоишь, не веря, что такое и вправду слетело у нее с языка. Одно утешение: дедушка ей сказал: «Не будь такой дурой!»

Однако тетушка Гвенни рассказала довольно забавную историю о том, как лишилась водительских прав – это я хочу записать. Ей, не забывайте, восемьдесят два. Она ехала из Манчестера, где живут ее кошмарные дочери, к себе в Сванси. От поворота в Долину, куда ведет четырехполосное шоссе, но все-таки не автострада, скорость ограничена шестьюдесятью милями в час. Она гнала на девяносто. Ее остановил полицейский – молодой щелкун, по ее словам.

– Вы знаете, с какой скоростью ехали, мадам? – спросил он.

– Девяносто, – ответила она точно, но нераскаянно.

– Вы знаете, что на этой дороге предел шестьдесят?

– Молодой человек, – заявила тетушка Тег, – я давала на этой дороге девяносто, когда вы еще на свет не родились.

– Значит, давно пора лишить вас прав, – быстрее молнии парировал он. И отобрал, так что ей приходится ездить поездом.

Она, в отличие от меня, ненавидит поезда.

– Не выношу поездов. Ненавижу вокзал в Кру. Не выношу этих пересадок! На кардиффский поезд приходится тащиться до платформы 12, вверх-вниз по лестницам. Никогда в жизни! Нет, Люк, ты сегодня в последний раз меня видишь. Пока я жива, ни за что не поеду больше в Южный Уэльс, а тогда пусть по переходам в Кру таскают мой гроб!

Я расхохоталась, и, должна заметить в ее пользу, она совсем не обиделась.

Я позвонила Виму и сказала, что пока ничего нового. Завтра попробую найти Глорфиндейла. Тетушке Тэг я рассказала про Вима, и она хотела разузнать все: не чем занимается его отец и какие экзамены он сдает, а какой он. Я ответила, что он классный и вроде как я ему нравлюсь. Она хочет с ним познакомиться. Я сказала, что он думал о том, чтобы приехать, и она сразу засуетилась насчет где его уложить. Ее смешные диванчики коротковаты для гостей.

Я пошла вверх по куму. Тетушке Тэг я не соврала, хотя и всей правды не сказала. Объяснила, что хочу подняться по куму и погулять одна. Я свернула наверх мимо библиотеки. Там никого нет, не знаю почему. Река течет вдоль драма, и вид – красивее не бывает, особенно сейчас, когда буки стали одеваться листвой. Ни один цвет не сравнится с этой самой первой зеленью. В небе были большие облака – летели над долиной, словно спешили на свидание в Брекон. Солнце в просветах зажигало все зеленым пламенем.

Когда я добралась до Итилиена, там были Глорфиндейл, и Мор, и фейри, подаривший мне палку, и множество других, в основном хорошо знакомых. Я больше не буду и пробовать передавать их невозможный разговор. Глорфиндейл сказал, что мне нужно открыть врата, чтобы Мор могла жить с ними и стать одной из них, и еще тогда они смогут использовать свое волшебство.

– Так вы духи? – спросила я. Я знала, что Вим хочет знать ответ, да и я, если на то пошло, хотела.

– Некоторые, – сказал он.

Некоторые?

– А что же остальные?

– Есть, – сказал он.

Ну, вот, я так и знала. Остальные есть. Они существуют. Они здесь, они владеют волшебством и живут своей жизнью, не похожей на нашу. Но откуда они взялись? Может, те, кто разговаривает, когда-то были людьми?

Врата, которые он просил меня открыть, открывались, конечно, кровью. И было там что-то еще, чего я не поняла. Я спросила про свою мать, и он сказал, что она не может нам повредить – или что никогда не сможет нам повредить после того, как я это сделаю. Определенно, это значит, что я это делаю для защиты. Место это, слава богу, не в лабиринте, потому что туда идти и идти. Это прямо внизу, на старом паллетном. До него я могу доехать автобусом. Магия крови всегда риск, но Глорфиндейл знает, что делает. Он всегда знает. Странно, что, все зная, он все равно нуждается во мне, потому что сам не может двигать предметы.