Якрадусь от лестницы к ближайшему возвышению. Может, там есть какой-нибудь терминал связи или хотя бы робот, с которым реально пообщаться. Что-то, не подвластное Юрдону – Фиоре – Хант, связующее с реальностью. Проверяю модем– он глух и полумертв, показывает только замерзший рейтинг членов моей когорты. Вот оно что, думаю я отстраненно, вот почему я не слышу, как Сэм говорит […]– система начисления единиц социального рейтинга тоже вписана в вирус Короля в Желтом.

Внескольких сотнях метров от того, что я приняла за элеватор материи, заметны признаки жизни. Что-то размером с такси, состоящее из слабо связанных сфер и стержней, ютится на возвышенности. Это нечто выдвигает телескопические датчики в мою сторону, затем скатывается с возвышенности. Шаровые узлы вращаются у него на «хребте»– они растут и расширяются по мере приближения робота, разворачиваются, как головки цветной капусты, светящиеся дифракционным блеском. Яостанавливаюсь и жду, когда робот до меня доберется. Надо думать, это какой-нибудь конструктор биомов, здешний преданный садовник. Яабсолютно ничего не могу сделать, чтобы помешать ему убить меня, если он настроен враждебно,– с тем же успехом я могла бы кинуться на танк с тупым разделочным ножом, но это относительно маловероятно. Маловероятно, но не невозможно, и от этого мне не легче.

Он двигается пугающе быстро, но учтиво останавливается метрах в трех от меня.

–Привет,– подаю я голос.– Диалоговый модуль есть?

Робот подъезжает ближе, нависает надо мной, жужжа сервомоторами. Похожие на цветы датчики распускаются вокруг меня.

–Кто вы и что вы здесь делаете?– спрашивает он искусственным голосом.

Яслегка расслабляюсь.

–Меня зовут Робин.– Имя кажется странным, незнакомым.– Что это за полития?

Робот отстраняется от меня, жужжа и отползая озадаченной змейкой.

–Здравствуйте, Робин. Вы находитесь не в границах какой-либо зарегистрированной политии. Место, где вы сейчас находитесь,– балластный сектор номер восемьдесят девять на борту Мобильного Осмотического Нанокомпьютерного Архиватора «Жнец Науки». Это необитаемый балластный сектор. Что вы здесь делаете?

Балластный сектор. На МОНАрхе. На типе корабля, где предусмотрены всего одни ворота дальнего следования, обычно основательно защищенные цепью брандмауэров.

Язакрываю глаза. Ноги подкашиваются– как бы не упасть.

–Япытаюсь выйти на органы правопорядка. Хочу сообщить о серьезной преступной деятельности. Массовая кража личных данных. Если здесь нет политии… что здесь вообще есть?

–Ксожалению, я не уполномочен сообщать вам сведения данного типа. Вы– Робин. Яобязан спросить вас, как вы сюда попали? Диагностирую у вас признаки физического переутомления. Вам требуется медицинская помощь?

Япытаюсь открыть глаза, но они не реагируют. «Помогите»,– пытаюсь выдавить я. Затем мои глаза открываются– и я снова на лестнице, свисаю с нее, зацепившись за скобу одной рукой, ноги болтаются над бездной бесконечного цилиндра, и из этой бездны ко мне выезжает еще одна трубка, выстланная изнутри мириадами крошечных точек света. Иеще что-то лезет прямо из стены, лезет и тянется ко мне.

–Ядоложу на капитанский мостик…– проплывает где-то вдалеке голос робота.

Ивсе становится темным-темно.

* * *

Десять мегасекунд назад мы объявили о нашей победе в локальной сети. Только теперь мы постепенно начинаем осознавать, какие огромные усилия потребует от нас реконструкция. Мы остановили Короля в Желтом, свергли оппортунистические диктатуры, которые процветали при его поддержке. Ксожалению, война не закончится, пока не станет возможен перезапуск сети. Аэто– задача совсем другого уровня.

–Проблема в том, что половина Временного правительства скрылась,– объясняет Санни. Она сейчас служит в чине полковника с очень большими полномочиями по принятию решений. Мы находимся в виртуальном зале для совещаний военного штаба; доступ в эту тесную комнату бежевого цвета является секретным и безопасным.– Мы смогли арестовать горстку маргиналов, но где вся крупная рыба?– замечает она недовольно.

–Они не могут просто так исчезнуть, не оставив следов, верно?– замечает А1, наш терпеливый гонец, поддерживающий связь исследовательского штаба с группой быстрого реагирования и отделом интерпретации полученных инструкций. На нем– обязанность по толкованию заявлений нашего руководства, подчас напоминающих изречения оракула.– Так что есть еще много счетов, по которым этим ребятам предстоит уплатить.

–Но теперь гораздо проще, чем раньше, миновать капканы,– смиренно замечает Санни.– Когда Насущная Республика была единым целым, отслеживание и установление личности не составляло труда. Но теперь мы имеем дело с россыпью самодостаточных автономий. Некоторые из них больше не могут общаться друг с другом– принятые у них стандарты загрузки несовместимы с внешними сетями. Велика вероятность, что в будущем количество несовместимых политий вырастет и их не удастся унифицировать.

Суть в том, что Насущная Республика, оправдывая свое название, обеспечивала два неукоснительных всеобщих стандарта, фундаментальных для любой цивилизации в эпоху после Техноускорения: время и аутентификацию. Без времени нельзя удостовериться, что один финансовый инструмент не используется одновременно в двух разных местах. Абез аутентификации нельзя быть уверенным, что человек в теле икс– владелец личности икс, а не узурпатор игрек, который украл копию тела человека икс. До эры космических полетов время не было проблемой, поскольку часовые пояса тогда зависели не от сетевых подключений, а от географии. Вто время было еще легко выслеживать людей: они не могли запросто изменить облик, пол, возраст или что-либо еще по своему желанию. Но начиная с фазы Техноускорения предотвращение кражи личных данных стало одной из главных задач правительства– всех правительств. Идело не только в предотвращении худшего преступления, которое может быть совершено по отношению к человеку. Нет, без единой меры времени и четкого удостоверения личности уже не работают даже такие бытовые вещи, как денежное обращение и уголовное преследование.

Теперь, когда Насущная Республика распалась, далеко не все крошечные сущности-преемники связаны с общими временны́ми рамками, а разница во времени облегчает уход в подполье. Если эмигранту, перешедшему из сообществаАв сообществоБ,не повезло, может случиться так, что, прибыв в Б,он будет иметь в своем теле другую личность, даже если все маркеры идентичности за ним номинально сохранились. Если межсетевые экраны А-ворот не доверяют друг другу безоговорочно, это огромная проблема.

–Нас особенно беспокоят вернувшиеся предатели,– продолжает Санни,– отнюдь не те люди, которые просто хотят спрятаться. Большинство из них будут вести себя сдержанно и создадут новую личность. Им сотрут воспоминания о войне, чтобы дать построить новую жизнь. Но многие закоренелые преступники поймут– ого, уже завтра можно стать кем угодно! Итут мы сталкиваемся с дилеммой, потому что должны спросить себя: есть ли смысл преследовать бывшего сотрудника, если он даже не помнит, что сделал не так? По моему мнению, лучшее, что мы можем сделать с отдельными дезертирами,– оставить все, как есть. Другой вопрос касается организованных преступных группировок, потому что они взаправду могут создать нам изрядную головную боль. Если продолжат работать сообща и будут хранить свои воспоминания, что им помешает попытаться ввести Короля в Желтом в повторный оборот? Некоторых мы можем поймать на анализе сетевого трафика, но что, если они где-то установят ремиксер идентичности? Заполучив под контроль хоть один брандмауэр, они будут способны провернуть любой грязный трюк…