– Ну, и что ты трясешь вездеходом? – усмехнулась Елена, поняв, что у него за пропуск. – Ты думаешь, что я их не видала, работая в газете?

– А я им не перед тобой трясу, а перед ментом! – огрызнулся Гера.

– А перед ним зачем? Водителя он уже отпустил, а трахать ты мента вроде не собирался, – фыркнула Елена.

– Слушай, как с тобой только муж живет? – буркнул Гера с интонацией обиженного подростка.

– Уже не живет, уже сломался, – засмеялась Елена.

– А вид у тебя вполне замужний…

– Так я недавно. Еще не выветрилось…

Здесь их снова притормозил гаишник.

– Вместо того чтобы трясти ксивой, можешь меня поцеловать, пока водила вышел, – посоветовала Елена.

– А ты не учи меня, когда мне кого целовать! – возмутился он. – Когда захочу, тогда и буду целовать.

– Ошибка в построении, – улыбнулась она. – Когда я захочу, тогда и будешь…

– А я тебя и спрашивать не стану!

– Пропуск-вездеход покажешь? Что тебе везде можно?

– Даже показать не успею…

Водитель сел в машину с обреченным:

– Ну что такое? Опять за техосмотр денег снял…

И на Геру это подействовало как звук стартового пистолета. Он бросился на Елену и начал ее бурно целовать в логике: «Получи, фашист, гранату!» Отбиваться было глупо и бессмысленно. Оставалось только улыбнуться про себя и тому, как он ребячлив; и тому, что его придется учить не только одеваться со вкусом, но и целоваться со вкусом. Потому как искренность и бойкость сами по себе наскучат на третью встречу.

Наконец, остановились во дворе помпезного дома. Ветер сбивал с ног, хотя снега было немного.

– Вот тут я живу, – сказал он с какой-то странной интонацией.

Озабоченно целуясь, поднялись на лифте. В квартире царила «мерзость запустения». Сто лет тому назад сделанный ремонт, нелепейшим образом сочетающиеся неуютные предметы, пустые бутылки в кухне. На контрасте с ухоженным Герой квартира производила загадочное впечатление. Было непонятно, как он выходит из этого логова такой чистый, свежий и наглаженный. И теперь все время мерещилась нитка паутины на плече его дорогого пиджака.

– Квартира продается, – торопливо сказал он.

– Классный вид из окна, – тактично ответила Елена.

– Я здесь только сплю. Верней, живу… Но это долго объяснять… Там стоит фотография одной женщины. Не обращай внимания. Я ее скоро уберу. Ее зовут так же, как тебя. И ей столько же лет…

– А откуда ты знаешь, сколько мне лет? – удивилась Елена.

– Мы тебя по базам пробили. Но там написано, что ты замужем…

– Видишь, чего стоят твои базы… А тебе сколько лет?

– Я тебя на пять лет моложе. Садись, сейчас все сделаю красиво…

Усадил ее на просиженный диван и начал накрывать журнальный столик под клеенкой старушечьей расцветки. Водрузил на него два хрустальных подсвечника, рюмки, шикарные бутылки, шоколад. Зажег свечи…

«Неужели он не видит, что надо снять со стола клеенку? – Елену ломало от подобных натюрмортов. – Еще более слепой, чем Караванов…»

– А музыка есть?

– Музыки нет, – растерялся он. – Посиди, сейчас съезжу, куплю. Это быстро…

– Нет!!! – почти заорала она, мысль хоть на секунду остаться одной в этой ну совсем не жилой квартире напугала.

Такими бывают стариковские обиталища, когда вещи бессмысленно толкаются, уничтожаются на плече друг друга, потому что давно обессмыслились для хозяина. У родителей были такие же отношения с вещами и предметами, словно это случайные прохожие, идущие мимо хозяйской жизни.

Если бы Елену сейчас спросили, что ей больше всего хочется сделать, она бы ответила:

«Передвинуть мебель и выбросить лишнее».

Вспомнила поговорку: твой дом – это ты. Стало жалко Геру. Но раз уж он мог надеть такую шапку под такую куртку, значит, он не мог понять, что у нее сейчас на душе.

Вспомнила, как однажды ездила с Егорычевым в дом его приятеля, навороченный особняк в Серебряном Бору. Егорычев налил воды и пены в джакузи и поставил в огромный видик, встроенный в нишу в стене ванной, порнокассету.

– Мне кажется, – сказала Елена через две секунды созерцания порнокассеты из джакузи, – что хозяин дома полный козел и не понимает, как ему в этой жизни быть самим собой.

– Это правда! Но ты откуда знаешь, кто хозяин? – удивился Егорычев.

– Я не знаю кто. Я только знаю, что видик стоит так, что, когда смотришь в него из джакузи, приходится ломать шею. Что когда воды мало, то холодно, когда много, захлебываешься. И по дизайну это помещение больше всего похоже на прозекторскую… так что пошли в спальню.

– А я-то думаю, почему с ним никто, кроме проституток, не спит… – задумчиво сказал Егорычев. – Бесплатно ни одна баба в такой позе не возбудится… Надо будет сказать, чтобы продал дом.

– А тебе без музыки по нолям? – испуганно спросил Гера.

– Включи телевизор, – попросила Елена, хотелось наполнить эту квартиру голосами.

Надрывно заорал молодежный музыкальный канал, но это все равно было лучше пыльной тишины. Выпили «Бейлиса», застелили диван и начали целоваться…

– Подожди, – отрывисто сказал он и отстранился.

Потом бросился к шкафу, что-то искал, достал коробку с дорогой туалетной водой:

– Вот… Мне очень нравится запах. Купил, когда летел из Бразилии. Не знаю, для кого купил. Теперь понял, что для тебя… В следующий раз ими побрызгаешься?

– Это духи женщины, которая на фотографии? – спросила Елена.

– Ты считаешь меня идиотом, да? – рявкнул он.

– Я считаю, что тебе не обязательно давать мне разъяснения про стоящие у тебя фотографии… – Она вспомнила, что эти духи активно рекламировали по телевизору; они были так себе, но с очень красочным клипом…

– Она мне изменяла. И я, дурак, долго не мог этого себе даже представить. – Когда он говорил о женщине на фотографии, глаза у него становились мертвыми.

– Иди сюда… – прошептала Елена. – Давай об этом потом.

В постели он был словно другой, отдельный от всего, что говорил и показывал про себя. Красивый, нежный, умелый, великолепный… У него была невероятная кожа с природным фруктовым запахом.

И вся разруха его жилья, текстов и манер ушла на задний план, потому что, несмотря на сильную битость, он был способен слышать и чувствовать партнершу. И оставалось непонятным, как этому великолепному телу не тесно в этой квартире, в этом диалоге, в этих манерах.

В перерыве подошел к журнальному столику, налил себе «Бейлиса».

– А хочешь, я на тебе женюсь?

– Не хочу! – Елена чуть не прыснула: «Вот уж осчастливил!»