Все наши разговоры такого толка строились на одних догадках. Оба мы прекрасно знали, что только в конце года королева что-то решит относительно нас.

И когда в один прекрасный день в конюшню зашел капитан стражи и послал за мной, желая поговорить, я поведал ему, как отчаянно жаждет Тристан вернуться к Николасу, а я — остаться здесь.

Прожив целый год как «пони», разве перенес бы я что-либо иное?

Капитан выслушал меня с большим участием.

— У вас обоих хорошая репутация в конюшне. Вы дважды, если не трижды уже отработали свою кормежку.

«Пожалуй, что и больше», — подумал я, однако озвучивать не стал.

— Пожелание Николаса королева может удовлетворить. А что до тебя — так это вполне будет естественно, если тебя оставят здесь еще на год. Королева будет более чем довольна, узнав, что вы оба угомонились и хорошо себя ведете. К тому же нынче у нее под рукой хватает и новых забавников.

— А Лексиус все еще при ней? — спросил я.

— Да, и она с ним ужасно сурово обращается, но, похоже, это как раз то, что ему и нужно, — усмехнулся капитан. — А еще у ее величества есть теперь один прекрасный юный принц, который сам прибрел в наше королевство и всецело отдался на ее милость. Дескать, прослышал о здешних обычаях от принцессы Красавицы. Можешь себе представить? И очень умолял не отсылать его обратно.

— Значит, от Красавицы…

Меня кольнуло болью. Думаю, и дня не прошло, чтобы я не вспомнил о принцессе. Мне все время являлся ее образ: в глухом бархатном платье, с цветком в затянутой перчаткой руке, лепестки которого, зажатые плотной тканью, казались еще тоньше и нежнее, она навеки уходила от нас в мир благопристойности.

— Для тебя она — принцесса Красавица, — одернул меня капитан.

— Ну, разумеется, принцесса, — почтительно согласился я.

— А насчет того, что будет дальше, — вернулся тот к более насущному вопросу, — о тебе постоянно справляется леди Эльвера.

— Капитан, я так здесь счастлив…

— Знаю. Я сделаю все, что в моих силах. Но постарайся быть и дальше таким же безропотным, Лоран. Уверен, тебе еще три года придется где-нибудь служить.

— Капитан, есть еще кое-что, о чем я хочу спросить… — нерешительно произнес я.

— О чем?

— Как там принцесса Красавица? Вы что-нибудь слышали о ней?

Лицо его сделалось задумчивым и грустным.

— Только то, что она наверняка уже вышла замуж. От женихов там нет отбоя.

Я отвернулся от него, даже не пытаясь скрыть свою печаль. Значит, Красавица замужем… Время нисколько не избавило меня от тоски по ней.

— Она теперь «ее королевское высочество», Лоран, — заметил капитан, — а у тебя, я вижу, в голове такие непочтительные о ней мысли!

— Да, капитан, — отозвался я. Мы улыбнулись друг другу, хотя для обоих это было не так-то просто. — Сделайте мне одолжение, капитан. Если услышите, что она точно вышла замуж… не говорите мне об этом. Лучше мне вообще ничего не знать.

— Это на тебя так не похоже, Лоран, — прищурился капитан.

— Я знаю. Как это объяснить?.. Я так мало ее знал…

Я помнил, как сейчас, ее раскрасневшееся от страсти, тонкое лицо, когда, сливаясь со мной во полутьме каюты, она содрогалась в оргазме, исступленно вскидывая бедра, вздымая всем своим хрупким телом мою тяжесть… Конечно, капитан всего этого не знал. Или все же знал?..

Как бы то ни было, я попытался выкинуть это из головы.

Шли недели, я потерял им счет. Я и не хотел знать, как быстро утекает мое время.

Однажды вечером Тристан, весь в слезах от радости, поделился со мной вестью, что, когда истечет год службы в конюшне, королева отдаст его Николасу. Он станет личным «коньком» летописца и будет, как некогда раньше, проводить ночи в его спальне. Принц был просто вне себя от восторга.

— Очень рад за тебя, — снова сказал я.

Но что же произойдет со мной, когда однажды закончится мой срок? Может, отправят на торговый помост и меня выкупит какой-нибудь старый злой сапожник, который будет заставлять меня подметать его мастерскую, в то время как мимо во всей своей красе скачут запряженные гордые «пони»? Ой, страшно даже представить! Я готов был поверить во что угодно, только не в это!

Дни тянулись за днями, мне оставалось лишь ждать…

В нашем «конском» дворике я с такой жадной ненасытностью наслаждался Джеральдом, будто каждый момент нашей близости грозил стать последним. И вот однажды вечером, уже в сумерках, когда я как раз закончил с ним и притянул к себе, чтобы немного приласкать напоследок, я вдруг увидел подступившую ко мне вплотную пару сапог. Подняв взгляд, я обнаружил, что возле меня стоит не кто иной, как капитан стражи.

Он никогда еще не заходил сюда. Я побелел как полотно.

— Ваше высочество, — учтиво кивнул он, — прошу вас, поднимитесь. У меня для вас послание чрезвычайной важности. И я должен просить вас отправиться со мной.

— Нет!!! — отшатнулся я. Я в ужасе уставился на капитана. В голове забилась сумасшедшая мысль: как бы заставить его губы замереть, пока из них не вылетело это дьявольское заклинание! — Еще не время! Предполагалось, что я буду служить еще три года!

Все мы слышали, как вопила Красавица, когда ей сообщили о ее освобождении. Меня теперь тоже тянуло зареветь во всю глотку.

— Боюсь, это правда, ваше высочество! — невозмутимо молвил капитан. И, протянув мне руку, помог подняться на ноги.

Поразительно, какая неловкость сразу возникла между нами!

В конюшне меня уже ждала моя одежда, а также двое мальчишек, опустившие голову, чтобы не видеть моей наготы, которые помогли мне облачиться.

— Зачем надо было делать это здесь?! — неистовствовал я. Внешне я кипел от ярости, пытаясь столь бурной реакцией скрыть от всех свою глубокую досаду и потрясение. В то время как мальчишки застегивали на мне мундир и бриджи, я во все глаза глядел на Гарета. Потом с немой яростью посмотрел на свои сапоги, перчатки. — Вы что, для этой процедуры не могли хотя бы из приличия забрать меня в замок? В том смысле, что я никогда еще не видел, чтобы подобное производилось в таком месте, на сене с соломой.

— Прошу меня простить, ваше высочество! — отозвался капитан. — Однако эти вести не терпят отлагательств.

Он обернулся на открытую дверь. Проследив за его взглядом, я увидел двух наиболее влиятельных королевских советников, которые, кстати сказать, с успехом пользовали меня в замке, ныне же стояли с почтительно опущенными головами. При виде их я готов был разразиться слезами.

Я снова в отчаянии посмотрел на Гарета. Тот тоже чуть не плакал.

— Прощайте, мой прекрасный принц, — сказал он и, опустившись на колени, поцеловал мне руку.