– Безусловно, – отозвалась дочь Сотера с легким смешком. – Иначе вас бы здесь не было. В этом доме. – Она выделала предпоследнее слово. – Как вам удалось проникнуть сюда?

Она не подала мне руки и не позволяла приблизиться к ней даже на полшага. Это получалось у нее весьма естественно и непринужденно. Неискушенный визитер не заметил бы ничего необычного, посчитав ее хитрые маневры всего лишь привычным поведением женщины, воспитанной в особой культурной среде. Где считается неприличным подходить близко к мужчине и, тем более, касаться его.

– Долгим и сложным путем.

Ее не удивил мой ответ, больше того, она выглядела довольной моей откровенностью.

– Тогда какова истинная цель вашего визита?

– Хотел познакомиться с последней из Птолемеев.

И снова в моих словах не было ни капли лжи.

Амина блеснула темными глазами:

– Ваше любопытство удовлетворено?

– Частично. А ваше?

Ее смех прозвучал тихо и сдавленно, как будто она пыталась загасить в себе любую нотку веселья.

– Аметил…

– Просто Мэтт.

– Хорошо. Мэтт. – Ее улыбка стала немного радушнее. – Прошу, садитесь.

Она указала на резную каменную скамью. Опустилась напротив.

Ворот ее платья, прошитый золотой нитью, чуть сдвинулся, и там, где он касался кожи, я заметил тонкую полоску, натертую металлической вышивкой.

Теперь нас разделял стол из яшмы.

– Можете называть меня Амина, – произнесла женщина благосклонно.

Ей определенно пришлась по вкусу моя манера общения.

– Амина, вы знаете, что на одном из островов Полиса сохранена гробница Птолемеев? Вы не хотели бы перевезти туда останки вашего отца?

– Я думала об этом. Но мой отец не любил Полис.

– Почему?

– У него были на это свои причины. Но вы спрашивали про мое любопытство. – Она подалась вперед, впервые за время знакомства сокращая расстояние между нами. – Нет. Оно не удовлетворено.

Я заметил, как ноздри ее дрогнули.

– …Кто ты?

– Сейчас, пожалуй, путешественник.

– Александрия не лучшее место для туризма. Опасное. Жестокое… – Амина вновь прикоснулась к шее под ухом, я разглядел на ее запястье тонкий рисунок, нанесенный хной. Какой-то сложный узор.

– Знаю. Но это не уменьшает ее привлекательности для меня.

Мы могли еще долго перекидываться вежливо-обтекаемыми фразами, притворяясь, изучая, рассматривая друг друга.

– Я знал вашего отца. Вернее, знал его недостаточно долго. К сожалению.

Приятная улыбка исчезла с лица Амины, игра закончилась.

– Я не уничтожила тебя сразу только потому, что еще никто не проникал в мой дом через мир снов, – произнесла она властно. – Мне действительно любопытно, кто ты такой.

Жестом, знакомым любому дэймосу, я поднял руки, показывая ей открытые ладони, и едва ее взгляд задержался на них, мои кисти обтянули перчатки. «Ни на что не претендую, ни к чему не прикасаюсь».

– Значит, ты дэймос, – произнесла она с жесткой усмешкой. – Кто бы мог подумать?! Твои невинные глаза могут ввести в заблуждение кого угодно.

Потолок над головой ушел вверх. Круглые лампы превратились в мутные рыбьи глаза.

– Если бы мы были похожи на убийц и маньяков, госпожа Амина, нас бы переловили, не успели бы мы выйти из дома.

– Но ты замаскировался слишком хорошо. Настолько, что тебя не опознают даже свои. Может быть, это не прикрытие, а твоя основная суть?

– Ты знаешь, что такое перековка?

– Знаю. – Она скрестила руки на груди, и я заметил, как кончики ее пальцев отбивают на предплечьях легкую, нервную дробь.

– Не уверен. Иначе ты бы четко представляла, что я не могу вернуться к прежней жизни.

Амина молчала. Внимательно рассматривая меня. Настроение ее изменилось. Вместо ироничной снисходительности всколыхнулось резкое недовольство и нечто похожее на тревогу.

– Ты не понимаешь, с кем затеял игру, – сказала она тихо.

Да, я пока не представлял, кто передвигает фишки на этом поле, но мне бы очень хотелось узнать. И если задать правильное направление, Амина выведет меня в нужную сторону.

Мне всегда нравились опасные противостояния, в которых нужно получить от партнера как можно больше информации, действий, услуг, затратив минимальное количество собственных ресурсов. Как говорил Феликс, лучше спрашивать, чем отвечать, и обвинять, чем оправдываться.

– Я вижу, ты проверяешь меня, – продолжила женщина. – Пытался приблизиться, прикоснуться, смотрел, как я отреагирую…

Если бы я был крадущим, танатосом или мороком, она бы не общалась со мной так. Пятьдесят лет назад в моей работе требовалась поддержка Феликса, который хватал жертву, пока я отвлекал ее на краткое время. Теперь в одиночку я мог овладеть вниманием любого человека или сновидящего полностью.

Она молчала. Я видел, как хочется Амине быть откровеннее со мной. Осторожность ее подтаивала с каждой минутой моего ненавязчивого влияния. Я понравился ей.

– Ты морок?

– Искуситель.

Дочь Лонгина прикрыла глаза с ироничной усмешкой.

– Я могла бы догадаться и раньше. Редкий дар. Кто тебя учил?

– Тенебрис Мелисса, – произнес я без малейших колебаний. – Она сейчас в тюрьме для дэймосов.

В этом тоже было свое искусство – чередовать маленький фрагмент лжи со щедрой порцией правды.

– А ты вышел.

– Я согласился на перековку. Она – нет.

Амина уже знакомым мне жестом прикоснулась к шее под ухом.

– Он бьет тебя? – спросил я с мягким участием.

Она сузила глаза, глядя на меня с недоумением.

– Твой муж, – пояснил я.

Дочь дэймоса рассмеялась, запрокинув голову, весело, беззаботно, безудержно. Ничего общего с ее реальным придушенным смехом.

– Ты просто неподражаем в своих предположениях, – произнесла она наконец, отдышавшись. – Конечно нет. Он никогда не посмеет поднять на меня руку.

– Тогда кто оставил синяк на твоей шее?

Улыбка стерлась с ее губ, взгляд стал цепким и продирающим, словно колючая проволока.

– Я могу вернуть его, – сказала она с прежней жесткостью. – …Твой дар.

Я усмехнулся недоверчиво, хотя ее слова порядком удивили меня.

– До меня доходили слухи, что можно вылечить покалеченных, заблокированных, истощенных дэймосов. Но исцелить перекованного…

– Для меня это реально.