Закутанный в саван и перевязанный труп Двойника стал смахивать на тюк парусины; теперь Лайаму легче было смириться с мыслью, что через какой-то миг им придется опустить этот тюк в непроглядную тьму.

— Уверена, что в Кросстоне ничего такого не делают, — пробурчала матушка Джеф.

— Там много чего делают, — возразил Боулт. — По крайней мере, покойников мы сжигаем, а не хороним.

— А где находится Кросстон? — спросил Лайам. Он вдруг осознал, что все они сейчас говорят лишь для того, чтобы говорить, — совсем как солдаты перед сражением.

— Нигде, — съехидничала матушка Джеф, снимая с тела пластину и помогая вывалить тюк за окно, пока мужчины придерживали концы веревки.

— На севере, в сутках езды отсюда, — проворчал Боулт, стравливая свою веревку, чтоб ноги Двойника пошли вниз вперед головы.

— На большом перекрестке, — фыркнув, сообщила матушка Джеф. — Можете вы себе такое представить? Город стоит на перекрестке, потому они и назвали его Кросстоном. Будто бы не могли выдумать чего поумней!

Завернутые в саван ноги покойника ткнулись в булыжную мостовую; веревка, которую держал Боулт, провисла. Лайам стал медленно стравливать свой конец, пока и тот не провис.

— А Саузварк? — спросил Боулт. — Это что, такое уж умное название, матушка?

— Да уж поумнее, чем Кросстон, — пробормотала ведьма, встряхнув головой.

— Но безусловно не умнее, чем Мидланд, — заявил вдруг Лайам. Он выглянул в окно, но не сумел ничего разглядеть. — Мы не можем оставить его без присмотра. Пожалуй, я спрыгну вниз и подожду, пока вы не придете.

Ни Боулт, ни матушка Джеф возражать не стали, так что Лайам взобрался на подоконник и свесил ноги наружу. Развернувшись, он лег на живот, повис на руках и, оттолкнувшись от стены, спрыгнул, в последний миг с ужасом сообразив, на что он может упасть.

Приземление оказалось неудачным. Каблуки его ударились об мостовую (Лайам с облегчением осознал, что они не ткнулись во что-то другое), но тут же разъехались, и он, судорожно взмахнув руками, рухнул навзничь. Он проворно вскочил, но сырость булыжника все же успела впитаться в одежду.

Боулт спустил ему на веревке фонарь и шепотом сообщил, что они с матушкой Джеф сейчас же выходят. Лайам, также шепотом, велел им поторапливаться, хотя до десяти оставалось достаточно времени, а подслушивать их разговор было некому. Но правила поведения диктовала сама ситуация. Человек, скрытый покровом ночи, возле ног которого стоит тускло горящий фонарь и лежит опутанное веревками мертвое тело, просто не может разговаривать громко. Тем более, когда ему отвечает сообщник, высунувшийся из окна здания городского суда.

Когда стражник закрыл окно, Лайам сунул руки под мышки и приготовился к ожиданию. Потом взгляд его упал на смутно белеющий тюк, и он вдруг вспомнил о том, как мокра мостовая.

Бормоча невнятные извинения, он нагнулся и поднял тело, а затем, поддерживая, прислонил его вертикально к стене. Саван, окутывающий мертвеца, успел сделаться холодным и влажным. Лайам вновь извинился, уже отвернувшись. Смотреть туда, где должна была находиться голова Двойника, ему не хотелось. Воздух вокруг даже не колыхался. Лайам слышал, как ветер свистит где-то вверху, но сюда его не пускали тесно стоящие здания, превращая Щелку в царство безмолвия и недвижности. Мир снова сжался в комок, как тогда, в храме Лаомедона, в нем не осталось ничего, кроме шара фонарного света и Лайама, приникшего к мертвецу. Он представил себе эту сцену со стороны.

«Не то кладбищенский вор, не то вурдалак». Казалось, будто за кругом света движутся тени. «Отвлекись. Подумай о чем-то другом».

О чем другом можно думать, если мир так странен и никто в нем не знает друг друга. Правда, матушка Джеф знала, как зовут Боулта и откуда он родом. Она знала, что это стражник, равно как и Боулт знал, кто она такая, — и оба они знали, кто такой Лайам. Разница заключалась только в том, что насчет него они ошибались. Боулт — несомненно со слов Кессиаса — считал Лайама проницательным человеком, вполне достойным звания квестора, а матушка Джеф полагала, что он чародей.

«Неумелый, но все-таки чародей. А Мопса думает, что я вор. А если Шутник уже рассказал всем, что видел, то вся гильдия считает меня доносчиком».

Старик в порту (как там его?.. а, Вальдас!) несомненно решил, что Лайам — праздношатающийся господин, причем богатый и знатный. И возможно, он подошел к истине ближе, чем остальные.

«Хотя богатства этого господина все-таки ограничены, а его поместье давно сгорело дотла, — уточнил Лайам. — Собственно, а чего ты еще мог ожидать? Тебя ведь и вправду трудно поставить на какую-то полку. Ни ученым, ни лордом в полной мере ты не являешься, а также ни вором, ни магом. Подмастерье во всех делах, так и не освоивший никакое из них до конца».

Прежде чем Лайам успел как следует пригорюниться, из-за поворота, который делала здесь улочка, показались Боулт и матушка Джеф. Старуха бранила стражника за то, что тот несется как полоумный, Боулт односложно отругивался.

— Тсс! — машинально шикнул Лайам, хотя особых причин таиться вроде бы не было. Боулт повиновался. Лайам оттолкнулся от стены и потащил смутно белеющий тюк через улицу, ко входу в заведение Фая.

— Боулт, откройте дверь.

Руки Лайама начинало ломить, от мертвого тела исходил ледяной холод. Ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Дверь оказалась запертой. Боулт постучал, но никто не ответил на стук.

«Интересно, я просто дурак или это день такой неудачный? — мелькнула у него в голове мысль. — Что я еще не сумел предусмотреть?»

Из-за двери не доносилось ни звука, и щели ее не светились.

— Похоже, трактирщик дал деру, — заметил Боулт.

— Да, — Лайаму пришлось сделать усилие, чтоб не дать расстройству прорваться. Он должен вести себя уверенно и спокойно. — Ломайте дверь.

Боулт пожал плечами и ударил ногой. Что-то треснуло, и дверь с грохотом распахнулась. Внутри таверны было тихо, темно. Стражник взял фонарь и осторожно зашел внутрь, держа во второй руке взведенный арбалет.

— Никого нет.

— Ну и отлично, — сказал Лайам, затаскивая труп Двойника в глубину помещения. Здесь было чуть почище, — впрочем, Лайам, прежде чем опустить покойника на пол, отшвырнул носком сапога в сторону какие-то корки. Затем он отряхнул руки и повернулся к своим спутникам. Боулт стоял у двери, держа улицу под прицелом, а матушка Джеф оглядывала таверну и морщила нос.

— Здесь, что ли, его убили?

— Да, — ответил Лайам.

— Ну, тогда подождем, — сказала старуха, подбирая юбки и усаживаясь на корточки у стены. — Когда пробьет десять, мы его развернем.

— Надо было прихватить с собой кости, — подал голос Боулт, но тут же умолк.

Лайам пожал плечами. Вряд ли игра в кости доставила бы ему сейчас удовольствие. Последовав примеру матушки Джеф, он отошел к стене и присел; под ногами его хрустнули черепки.