Польза Крыма и Кубанского края, считал полководец, требовала их присоединения к России и избавления местных народов от тиранов вроде хана Шагин-Гирея. Эту мысль он упорно доносил Румянцеву и Потемкину. Вместо этого императрица Екатерина договорилась с турками вывести все русские войска из Крыма и уничтожить Кубанскую линию. Ордерами от 29 марта, 2 и 3 апреля 1779 г. Румянцев сообщил полководцу о заключении мира с Турцией и решении о выводе русских войск. Выполнение позорного решения было поручено Суворову. Он провел обе операции с обычным для своих дел блеском. На полуострове не было оставлено ни одного больного солдата и не реквизировано ни единой обывательской подводы. «Обывателя не обижай, — наставлял Суворов, — солдат не разбойник». Разведка велась постоянно, пленные выкупались (Д II. 181). Укрепления Кубани были до основания разрушены, чтобы «тамошние народы в свойство их не проникли».

Суворова откомандировали командовать Новороссийской дивизией (Д II. 190), затем в Астрахань — готовить военно-морскую экспедицию против прикаспийских пиратов — подданных персидского шаха. «Часто повторяемые дерзости ханов, владеющих по берегам Каспийского моря, — секретно извещал полководца Г.А. Потемкин 11 января 1780 г., — решили, наконец, Ее Императорское Величество усмирить оных силой своего победоносного оружия. Усердная ваша служба, искусство военное и успехи, всегда приобретаемые, побудили Монаршее благословение избрать вас исполнителем сего дела» (Д II. 194).

Суворову было приказано направиться в Астрахань, принять командование над группой войск и Каспийской флотилией, вооружить купеческие суда и подготовить комбинированную сухопутно-флотскую экспедицию «для восстановления беспрепятственной коммерции на Каспийском море» (Д II. 195). Пиратские корабли следовало захватить или потопить. На суше, укрепив русским гарнизоном Дербент, Суворов должен был построить мощную крепость-порт на южном берегу Каспия, в районе Решта (провинция Гилян).

Этот проект не покажется фантастичным, если вспомнить, что русские войска уже удерживали Решт и провинцию в 1723–1736 гг., после Персидского похода Петра I. Тогда по Петербургскому договору (1723) к России отошли ключевые земли Южного Каспия, через которые проходил древний Шелковый путь: провинции Ширван, Гилян, Мазендаран и Астрабад. Только по договорам 1732 и 1735 гг. они вернулись под власть бессильного иранского шаха. Обращаться к нему Суворову не было предписано. Потемкин полагал достаточным дать полководцу полномочия на переговоры с фактически самостоятельными ханами и царем Грузии. Характер переговоров, который предвидел Потемкин, объясняет, почему во главе антипиратской миссии был поставлен Суворов:

«С приверженными России ханами поступайте неостудно (т.е. не ухудшая их отношение к России); с покоряющимися — человеколюбиво; Ее Императорского Величества высочайшей воле противных — наказывайте, буйства и преступления — строго и праведно, предваряя их злонамерения; с кем надлежит — содержите сообщения и корреспонденцию, поскольку то благоусмотрите». Как видим, «миролюбивое намерение Ее Императорского Величества для восстановления беспрепятственной коммерции на Каспийском море» (Д II. 195) совпадало по замыслу с военной концепцией Суворова, принятой близко к сердцу самим Потемкиным. Тонкость состояла в том, что Александр Васильевич воспринимал эту благую политическую риторику не в качестве прикрытия корыстных геополитических замыслов, а буквально и прямо, как руководство к действию и фундаментальную основу всех принимаемых им решений.

21 января 1780 г., сдав дела в Новороссии, Суворов выехал в Астрахань (Д II. 196). Уже 15 февраля он рапортовал Потемкину об избранном им варианте маршрута наступления от Кизляра в Решт и боеготовности Каспийской флотилии. Суворов предусмотрел все, включая географические карты, провиант и состояние травы в разных долинах для корма различных пород лошадей; он даже склонил одного из гилянских ханов перейти в русское подданство. Для экспедиции, помимо некоторых иррегулярных войск, он получил одну Казанскую дивизию (до приказа не двигавшуюся с места). Это его не беспокоило — раздражало отсутствие самого приказа к началу секретно подготовленной экспедиции.

27 августа 1780 г. Суворов в большом огорчении просил сообщить ему дату начала экспедиции у правителя делами Потемкина, генерал-поручика П.И. Турчанинова (Д II. 204). Потемкин успокоил Суворова. Тот продолжал ждать. Прошел целый год после прибытия Александра Васильевича в Астрахань — приказа все не было.

В начале февраля 1781 г. он отправил Турчанинову философское письмо о «самоблюдении и самолюбии: первое поведено Богом, второе — в начале испорчено гордостью». Самоблюдение, в котором Александр Васильевич видел мотивацию для служения обществу, зависит от справедливой оценки результатов этого служения. «Нет правила без изъятия, нет вещества без недостатка», так и нравственные качества человека зависят от поощрения их обществом. То, о чем Суворов писал в «Полковом учреждении»: стремление военного к «высоким должностям», — было мотивом и для солдата, усердного в службе при стремлении стать ефрейтором, и для генерала. Полководец вспомнил множество примеров, когда пренебрежение к военным талантам и оценка людей по внешним, незначительным качествам вела к бедствиям. Он вспоминал древнеримскую историю, события XVII века во Франции, ошибки Фридриха Великого (Д II. 209).

10 февраля он вновь написал Турчанинову, продолжив разговор о заслугах уже на своем примере (Д II. 210). Он вспомнил, как, построив Кубанскую линию, благодаря которой «надеялись мы обладать полной дружбой со всеми этими дикими народами до Кавказа», не получил «за то ни доброго слова» и был отозван в Крым. Все получили награды, «многие дети поравнялись со мной степенями», а Суворов, вытеснив турок из Крыма, отразив без выстрела их эскадры, приведя к покорности татар, выслушал от командующего князя Прозоровского, «что был бы я наказан, если бы этого совершенно не исполнил».

Сетования, как обычно, подвели Суворова к философскому рассуждению о «великотаинственной науке» управления такими разными и столь своенравными людьми, какие составляют любое, в том числе военное общество. Чтобы править «не во зло, но по их добродетели», направляя к добру, важно «избирать их не ошибочно, но по способностям и талантам». «Часто розовые каблуки преимуществовать будут над мозгом в голове, складная самохвальная басенка — над искусством, тонкая лесть — над простодушным журчанием зрелого духа». Многочисленные анекдоты о том, как великий полководец «испытывал» блистательных гвардейцев, прибывших в его войска из Петербурга, и находил-таки среди них талантливых и достойных офицеров, отражают ту истину, что Суворов, формулируя эти жалобы помощнику Потемкина, раскрывает нам собственный подход к организации непобедимой армии: «я употребляю не приятных, но полезных».

В обоих письмах Александр Васильевич спорит с мнением о необходимости продвигать везучих военных, дескать, «большое дарование в военном человеке есть счастье». Говорят, так отбирал полководцев кардинал Мазарини, пишет Суворов, «смешно это». «“Ослиная голова” тот, кто говорит: “правит слепое счастье”. Я говорю: Юлий Цезарь правил счастьем». «Не льстись на блистание, но на постоянство» (Д II. 209. С. 234; 210. С. 211).