Если та, другая женщина не знает о двойной жизни Лассе, то обвинять ее или призывать к ответу нельзя. Тогда что она, черт возьми, здесь делает?

Что хочет узнать такого, чего бы еще не знала?

Вероятно, ей просто-напросто хочется, чтобы незнакомая женщина обрела конкретное лицо.

Впрочем, стоя в одиночестве на площади, она уже больше ни в чем не уверена. Она колеблется, но понимает, что если вернется домой, не закончив дело, то будет только продолжать терзаться.

Она решительно входит в магазин, но с разочарованием обнаруживает, что за кассой стоит девушка лет двадцати – двадцати пяти.

– Здравствуйте, приятного вам продолжения праздников. – Девушка выходит из-за прилавка и подходит к Софии. – У вас есть какие-то особые пожелания?

София колеблется и уже разворачивается, чтобы уйти, но в этот момент открывается дверь складского помещения, и в магазин выходит красивая темноволосая женщина лет пятидесяти. На груди у нее с левой стороны приколот бейдж с именем “Мия”.

Женщина почти одного роста с Софией, и у нее большие темные глаза. София не может оторвать взгляда от этих двух поразительно похожих женщин.

Мать и дочь.

В молодой женщине ей отчетливо видны черты Лассе. Его чуть скошенный нос.

Овальное лицо.

– Извините, вас интересует что-нибудь особенное? – нарушает странную тишину молодая женщина, и София поворачивается к ней.

– Букет для моего… – София сглатывает. – Для моих родителей. Да, они сегодня отмечают день свадьбы.

Женщина подходит к витрине со срезанными цветами.

– Тогда думаю, вам подойдет букет вот таких.

Пятью минутами позже София заходит в магазинчик по соседству с “Цветами Петтерссонов” и покупает большой стакан кофе и булочку с корицей. Она садится на скамейку, с которой хорошо просматривается площадь, и медленно пьет кофе.

Все вышло совсем не так, как она себе представляла.

Молодая женщина принялась собирать букет, а Мня тем временем вернулась обратно в складское помещение. И на том все. София предполагает, что расплатилась, но не уверена. Вероятно, да, поскольку за ней никто не выбежал. Она помнит звук маленького колокольчика на двери и шорох снега. Кто-то посыпал площадь мелким гравием.

Стакан с кофе обжигает руку, и София приходит в себя. Людей на улице почти не видно, несмотря на то, что это второй будний день после Рождества, и она предполагает, что те, кто не сидит дома, наслаждаясь рождественскими каникулами, отправились в Сити на предновогоднюю распродажу[61].

Букет она кладет на скамейку рядом с собой. В нем красные, розовые и оранжевые розы плотно связаны с лилиями и орхидеями. Она смотрит на бумажку, которую судорожно сжимает в руке.

Чек. Да, она все-таки расплатилась.

Она думает о Лассе, и чем больше думает о нем, тем более нереальным он ей кажется.

София мнет букет и засовывает его в урну рядом со скамейкой. Кофе отправляется туда же – он все равно безвкусный и даже не согревает.

Подступают проклятые слезы, и ей с трудом удается их сдерживать. Она закрывает лицо руками, пытаясь думать о чем-нибудь другом, кроме Лассе и Мни. Но ничего не получается.

Ведь Мня все это время занималась с ним любовью. А девушка – вероятно, дочь Лассе? Его ребенок. От нее же он ребенка не хотел. Всего того, что Лассе имел вместе с Мией, он не хотел иметь с ней – с другой. Она видит собственное мрачное, измученное лицо рядом с улыбающимся лицом Мни.

Ей вспоминается пластинка с Лу Ридом, которую он поставил для нее в гостиничном баре в Нью-Йорке. До нее доходит, что эта пластинка, естественно, имеется в его собрании в Сальтшёбадене и что слушал он ее вместе с Мией.

Она тут же припоминает еще несколько подобных ситуаций. Неуверенность, казавшаяся ей очаровательной чертой его характера, на самом деле является результатом ведения двойной жизни.

София чувствует, что от холодной деревянной скамейки у нее начинает мерзнуть спина. Она запрокидывает голову, словно в попытке не дать слезам вытечь на щеки.

Ей ясно, что с Лассе необходимо порвать. И точка. Никаких мыслей, тягостных раздумий, ничего. Пусть разбирается со своими делами как угодно, для нее он должен умереть. Елавное – решиться, иначе будет только труднее и труднее.

Она не станет устраивать скандалов или кричать, даже пробовать добиваться справедливости. Некоторые вещи необходимо просто вырезать из своей жизни – если хочешь выжить сам. Она уже через это проходила.

Но прежде надо сделать одну вещь, какую бы боль это ни причинило.

Ей необходимо увидеть их вместе – Лассе, Мию и их дочь.

Она знает, что должна это увидеть, иначе никогда не сможет перестать о них думать. Картина счастливой семьи в сборе будет, вне всякого сомнения, преследовать ее. Надо с ней столкнуться.

В оставшиеся до Нового года дни София Цеттерлунд почти ничего не делает. С Лассе она разговаривает лишь однажды, и разговор продолжается не более полуминуты, в течение которых она, изображая стресс и отчаяние, рассказывает о сложном положении на работе.

Под Новый год, в одиннадцать часов вечера, София садится в машину и едет в Сальтшёбаден. Найти улицу Польнесвэген оказывается очень легко.

Она паркует машину метрах в ста от большого дома и возвращается к подъездной дороге пешком. Перед ней желтая двухэтажная вилла с белыми фронтонными планками и большим ухоженным садом. Слева каменная лестница ведет к выходящей на другую сторону террасе.

Перед навесом стоит машина Лассе.

София огибает гараж и подходит к дому сзади. Под защитой нескольких деревьев она получает прекрасный обзор через большое панорамное окно. Желтый свет распространяет тепло и уют.

Она видит, как Лассе входит в гостиную с бутылкой шампанского, что-то крича вглубь дома.

Из кухни появляется темноволосая красивая женщина из цветочного магазина, в руках у нее поднос с бокалами для шампанского. Из соседней комнаты выходит дочка вместе с парнем, похожим на Лассе.

У него есть еще и сын? Двое детей? Правда, уже взрослых.

Они усаживаются на большой диван, Лассе наливает им шампанского, и они, улыбаясь, поднимают бокалы.

В течение тридцати минут София стоит как парализованная, наблюдая за этим смехотворным спектаклем.

Реальным и в то же время таким фальшивым.

Она вспоминает, как ей однажды показывали Китайский театр[62]. Названия спектакля она не запомнила, но вид декораций сзади ее совершенно обескуражил.