Китано: «Наподобие советского инцидента с сибирской язвой под Свердловском в семьдесят девятом?»

Данн: «Точно».

Этого хватит. Правительство Китая придет в ярость.

Она ввела личные адреса электронной почты послов Китая и Японии, а также высших военных чинов в китайском Министерстве госбезопасности и штаб-квартире японской военной разведки, прикрепила файл с документами и нажала кнопку «Отправить».

Данн не сводил глаз с карты на экране. Прошел ровно час, поступил новый сигнал. Опять из крытой стоянки. Никаких изменений.

За деньгами никто не явился.

Заканчивался второй час ожидания, до подачи очередного сигнала оставалось всего несколько секунд.

Бип! Точка появилась на карте. Никто не проронил ни слова.

Первым молчание нарушил директор ФБР:

— Не понимаю. Деньги на месте. Два часа прошло, а за ними никто не приехал. Я предлагаю послать людей.

— Да, — согласился президент. — Действуйте.

Данн попытался сосредоточиться, но мысли разбегались. «Два часа, и ничего… Как я мог ему поверить?..» Иногда Лоуренсу казалось, что он парит под потолком и наблюдает за происходящим в зале с расстояния. Но потом его словно охватывал паралич, столбняк, мысли превращались в кислоту, разъедающую ткани мозга. Что, черт побери, с ним творится?

В зал вошел глава администрации президента.

— Господин президент, в китайском и японском посольствах происходит нечто странное.

— Что там еще?

— Посол Китая вне себя от гнева. Он требует немедленной аудиенции с вами. И посол Японии тоже.

— Джордж, и мы тут не в бирюльки играем. Пошли кого-нибудь, пусть послушает с умным видом.

— Оба посла настаивают, что США нарушают Конвенцию ООН 1972 года о запрещении биологического оружия; говорят, что мы разрабатываем наступательное боевое средство под названием узумаки.

Зал провалился в тишину. Данну показалось, что на нем запылала кожа.

— Они так и сказали — узумаки?

— Да, господин президент. За последний час правительства Китая и Японии получили сообщения от Орхидеи. Мы пока не знаем, о чем в нем говорится, но ясно одно — она информировала их об узумаки.

Президент не открывал рта целую минуту. Его лицо перекосило от раздражения и беспокойства.

— Что за черт?! Я ничего не понимаю. Зачем она это сделала?

— Есть еще одна новость, господин президент. По нашим данным, часть персонала обоих посольств оставили работу и бросились прямиком в аэропорт, чтобы успеть на рейсы в Пекин и Токио. Прошел слух, что она уже выпустила узумаки.

Джейк и Китано продолжали путь на север. На дисплее айфона появлялись команды, указывающие направление движения. Маленький кружок обозначал положение их автомобиля на электронной карте. Под ее нижним обрезом, по мере продвижения вперед, появлялись новые и новые инструкции. Джейк положил телефон на приборную доску, чтобы было легче следить за маршрутом.

Они подъезжали к канадской границе, проходящей восточнее озера Онтарио. Район носил название Тысяча островов. Здесь Сент-Лоуренс-ривер разливалась вширь и распадалась на сотни рукавов, прокладывая дорогу среди тысячи восьмисот клочков суши, напоминавших корабли на якорной стоянке, обтекаемые ленивым потоком. Шел легкий снег. Октябрь еще не кончился, но в дверь уже стучала зима. В северных широтах снег мог выпасть в любое время после сентября.

Выехав из Бостона, спутники не обменялись ни словом. Маршрут задавал айфон. В основном они двигались по дорогам местного значения, пролегавшим по западной части Массачусетса, захватили кусок Вермонта, потом штата Нью-Йорк, перевалили через Адирондакские горы и теперь приближались к Уотертауну. Джейк несколько раз включал радио, надеясь услышать какие-нибудь важные новости. Китано всякий раз тут же выключал его без каких-либо объяснений.

Четыре дня! Всего четыре дня прошло с того момента, когда психопатка с цветочным именем пустилась в беспредел. В итоге Лиам мертв, Влад мертв, Мэгги в неволе, а Дилан смертельно болен.

Четыре дня!

У Джейка ныло все тело, напоминая об электрошоке, которым китаянка чуть не убила его полтора дня назад. Правое ухо болело, он все еще плохо им слышал. Роскоу сказал, что слух, возможно, никогда окончательно не вернется.

Джейк знал, чем рисковал, но на плечи ему давили тревога и чувство вины за Дилана. Сердце разрывалось при мысли, каким храбрецом оказался мальчишка — сбежал от Орхидеи; рискуя собственной жизнью, попытался избавиться от узумаки. Какой страшной ценой пришлось заплатить мальчику за собственную храбрость. Джейк чувствовал, что в этом есть и его вина. Это он подталкивал пацана к мысли о необходимости быть храбрым и преодолевать страхи. Теперь Дилан расплачивается за советы взрослого друга. А мальчишке всего-навсего девять лет. Последняя встреча с ним перед отправлением в Бостон далась тяжело. Джейк стоял перед палатой Дилана, глядя через стекло, с трубкой телефона в руке.

— Я плохо себя чувствую, — едва слышным голосом произнес мальчик. — Мысли меня не слушаются.

Джейк наобещал с три короба. «Я привезу назад твою маму, все будет хорошо», — говорил он. Джейк заставлял себя верить в собственные слова, чтобы Дилан тоже поверил. — Держись, малыш.

Доктор ждал наготове со шприцем. Сразу же после отъезда Джейка медики планировали погрузить Дилана в искусственно вызванный сон. Больше врачи ничем не могли ему помочь. Джейк неимоверным усилием воли сдерживал ощущение бессилия перед злом. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким слабым.

Профессор много месяцев пытался избежать признания очевидной истины — после возвращения с войны больше всего на свете его влекло к Мэгги и Дилану. Любое иное будущее отказывалось складываться в четкую картину. Фантазия, однако, разбилась вдребезги, не успев даже приблизиться к исполнению, сменилась реальностью, в которой Мэгги — пленница Орхидеи, Дилан смертельно болен, а он сам выполняет функции послушного шофера, везущего на казнь престарелого военного преступника.

Джейк сделал усилие, чтобы отряхнуться от дурных мыслей. Он чувствовал себя разбитым и выгоревшим, но все равно жаждал действия. Сочетание досады, злости и мучительного беспокойства ставило его в опасное положение, увеличивало вероятность ошибки. Любому солдату это чувство знакомо, как ощущение личного оружия в руках. Если не дать ему выход, напряжение съест изнутри. Джейк не раз наблюдал медленное, исподтишка, но верное действие скопившегося внутри напряжения. Месяц за месяцем в пустыне солдаты не видят ничего, кроме песка, ждут момента, когда начнут убивать — или они, или их, надевают и снимают чертовы костюмы химзащиты. Какое освобождение получить наконец приказ, прийти в движение! Как только это происходит, вся атмосфера мгновенно меняется. Разум становится острым как бритва, краски — яркими и четкими. Такой солдат справится с любой задачей.