— Попробуй паштет из мацутакэ и лесных орехов. В Японии сейчас сезон сбора грибов в сосновых лесах. Мой повар приготовил особое блюдо. Он замачивает грибы в крови. — Китано зачерпнул паштет металлической ложкой, намазал на сухарик, откусил кусочек и приготовил еще одну порцию, для Данна. Пряный вкус заворожил Лоуренса. Он был обязан Китано многими своими изысканными, дорогостоящими увлечениями. Японец открыл перед ним новые горизонты.

Данн заметил, что тот смотрит в небо. Проследив его взгляд, он увидел крупную птицу, кружащую на большой высоте.

— Ястреб? — спросил Лоуренс.

— Сокол. Я хищников тоже держу.

Голубь летел к ним с красной тесемкой в клюве, не замечая опасности. Сокол, почти не шевеля крыльями, завис над голубем. Наступило молчание.

Наконец Китано сказал:

— Мы же договорились.

Данн с бесстрастным лицом отпил придающий уверенности глоток виски.

— Это было давно.

— Потребность в действиях по-прежнему существует.

Китано выглядел спокойным и умиротворенным, но Данн знал, что это не так.

— Хитоси…

— Мы собирались вместе изменить мир. Вместо этого ты отправляешь меня в тюрьму.

— Ты сам виноват.

— Не оскорбляй меня! За обвинениями стоишь ты, и ты же способен отозвать их в любую минуту.

— Хитоси, ты не оставил мне выбора.

Китано впился в Данна взглядом.

— Насколько вы приблизились к созданию противоядия?

— Нет никакого противоядия. Забудь. Все кончено.

Японец перевел взгляд на сокола:

— Он способен пикировать со скоростью сто восемьдесят миль в час. Сокол атакует столь стремительно, что жертва не успевает ничего заметить и как-либо отреагировать.

На глазах Данна сокол сложил крылья и пулей ринулся вниз, все больше набирая скорость с приближением к добыче. Все было кончено в долю секунды. Хищник ударил в голубя, и тот словно взорвался в воздухе.

— Отзови обвинения, иначе я тебя убью.

Данн осторожно опустил бокал и посмотрел прямо в глаза бывшему приятелю.

— Ты решил, что я испугаюсь, увидев, как сокол расправился с чертовым голубем? — Он покачал головой. — Если сумеешь оправдаться, валяй. Узумаки — вопрос национальной безопасности. Только пикни, и я тебя посажу под замок безо всякого суда с такой быстротой, что сам не заметишь. — Данн взял паузу. — Выдача тебя китайцам по обвинению в геноциде — тоже вариант.

Лоуренс растолковал японцу, что к чему.

— Ты без меня не справишься, — возразил тот. — Как только я заполучу узумаки…

— Ты ошибаешься, Хитоси. Справлюсь, и еще как. Президент теперь на моей стороне. Как только Детрик разработает противоядие, мы сможем сами в любую минуту разделаться с Китаем.

— Ты хочешь сказать, что обсудил вопрос с самим президентом?

— Придет время, и я введу его в курс дела.

Китано сменил направление разговора:

— Япония выступит против любой незаконной…

— Мы уже связались с японским правительством. Их вполне устроит, если ты пропадешь без следа. Ты у них, как бельмо на глазу, обломок прошлого, о котором им не хочется вспоминать. Видишь ли, здесь я сокол, а не ты.

Так закончилась их дружба. Китано остался нем, как могила. Он проиграл дело и сел в тюрьму. «Сан-Агру» разгромили.

Теперь Китано никому не нужный старик в клетке. Его дни сочтены. Что бы ни произошло с Орхидеей, японца нельзя оставлять в живых — в этом президент полностью согласился с Данном.

Через двадцать минут эскорт приблизился к тюремной камере японца. Старик, выпрямившись и закинув назад голову, стоял посредине помещения сердитый, недовольный. Из-за спины Данна появилась тележка с голубиной клеткой. Китано даже не глянул в ее сторону — он в упор смотрел на Лоуренса.

— Оставьте нас, — сказал Данн охраннику.

Когда охрана ушла, Китано ткнул пальцем в клетку и сказал:

— Я надеялся, что мне позволят вернуться в поместье и насладиться полетом моих любимцев.

— Ты же понимаешь — в настоящий момент на это никто не пойдет. Ты хотел увидеть своих голубей? Вот они! — Данн перешел в атаку. — А теперь я объясню тебе план дальнейших действий. Ты выводишь нас на Орхидею. С тобой будет морпех из спецвойск, его задача — доставить деньги. На банкноты нанесена совершенно не поддающаяся обнаружению углеродная метка. Сначала мы применим оружие на основе ЭМИ, загасим всю электронику, в том числе микроботов Орхидеи. После устранения главной угрозы уничтожат саму китаянку. Мы не собираемся брать ее живьем. Сделав дело, летим на вертолете обратно.

Данн накрыл ладонью клетку с голубями.

— Тебя и твоих голубей посадят на рейс до Осаки. Гуляй на все четыре стороны!

— Почему я должен тебе верить?

— Потому что я говорю правду.

Один из голубей в клетке тряхнул крыльями.

— Я хочу получить письменное помилование от президента за все прошлые преступления, — сказал Китано.

— Уже почти готово. Если согласишься сотрудничать, — не моргнув глазом соврал Данн.

— Когда начало операции?

— Мы ждем нового сообщения от Орхидеи. Скорее всего завтра утром.

Китано посмотрел на птиц в неволе, провел пальцем по замку на дверце клетки и шагнул вперед, оказавшись лицом к лицу с Данном.

— Ты вызываешь у меня омерзение, господин Данн.

Лоуренс не отвел взгляда, не позволяя оппоненту одержать даже моральную победу.

Но тут Китано сделал то, чего Лоуренс никак не ожидал. Японец плюнул ему в лицо.

— Ах ты, сукин сын! — воскликнул Данн.

Китано, нагнув голову, бросился вперед, по-обезьяньи царапая лицо Данна ногтями. Старый арестант оказался на удивление крепким. Данн никак не мог оторвать его от себя, пришлось позвать на помощь.

В камеру вбежал громадный охранник и схватил Китано за шею. Он отшвырнул старика назад, и тот тряпичной куклой осел у стены.

Второй охранник склонился над Данном и спросил, не ранен ли он. Лоуренс отрицательно покачал головой, хотя чувствовал на языке привкус крови. Он был шокирован. Кровь сочилась из шеи. Первый охранник взял Китано в «стальной зажим». Голуби, разволновавшись, кричали и хлопали крыльями внутри клетки.

Данн наконец пришел в себя и поднялся. Вытерев кровь с лица рукавом пиджака, он сказал:

— Надеюсь, что Орхидея разрежет тебя живьем, как вы резали пленников в Харбине.

Он повернулся и вышел, оставив за спиной старика и верещащих голубей.

В комнате — кромешная тьма. Мэгги очнулась в поту, с колотящимся сердцем. Ей приснился жуткий-прежуткий кошмар. Она стоит в широком поле, Дилан отступает от нее все дальше и дальше к обрыву. Мэгги порывается бежать следом, догнать и не может пошевелиться. Пытается крикнуть, предупредить об опасности, но горло не слушается, словно обратилось в камень. Ее охватывает отчаяние и дикий ужас оттого, что сына невозможно ни окликнуть, ни остановить.