На Новокузнецкой он бывал трижды. Первый раз – во время заключения трехстороннего пакта, решившего судьбу детей Сотникова, дважды – когда переправлял браткам очередную партию оружия. И каждый раз ему нестерпимо хотелось убраться сразу, как только он здесь появлялся. Что поделаешь, вот такая у него тонкая и восприимчивая натура. Местный менталитет он чувствовал, что называется, шкурой – тяжелое, угнетающее ощущение опускающего на голову потолка, который вот-вот его сомнет, придавит. Даже когда отдыхаешь в палатке и никто на тебя не смотрит, все равно ощущения дерьмовые. Может, не столько и население виновато, а просто чертов Мертвый Перегон, образно говоря, наложил на станцию свои лапы, но от этого не легче.

Лучше было, конечно, из лазарета вообще не выходить и послать за чаем пацана, охранявшего дверь. Но после того, как Димка отправился на разведку, настоятельно требовалось пройтись: не было уже сил переживать, сидя на одном месте. Прогулка Фёдора всегда успокаивала, снижала, так сказать, градус личных волнений. Поэтому до сих пор и челночил, несмотря за статус женатика. Дашка – хорошая баба и отличная жена, добрая, заботливая, понятливая, он ее действительно любил. Но любому человеку время от времени требуется личное пространство, чтобы отдохнуть от ежедневной суеты, а женщины это не всегда понимают. Взаимные обязанности, основанные на бесконечных компромиссах, рано или поздно напрягают. Непросто все-таки притираться друг к другу в семейной жизни, было гораздо легче, когда они просто встречались, и Фёдор бывал у Дарьи наскоками, между рейсами. А теперь – то одно не так сделал, то другое не туда положил, то посмотрел не так, то тон его не понравился… Вроде мелочи, но ведь вся жизнь и состоит из таких мелочей.

Тьфу, вот о чем он сейчас думает вообще, голова садовая?!

Фёдор невольно приостановился внизу лестницы, ведущей к переходу на Третьяковку-Северную, всмотрелся в сумрак на верхних площадках, разбавленный лишь жидким светом пары лампадок. Там маячило несколько вооруженных братков, они смолили папиросы и тихо переговаривались, но из-за расстояния голоса доносились неразборчиво.

Димон, Димон… Что же ты творишь?

Остро хотелось бросить все к чертям и вернуться домой. На Бауманку. Вот только как он сможет посмотреть в глаза Сотникову-старшему, не выполнив свалившегося на него тяжким бременем поручения? До того момента, пока не начинаешь выполнять план, он кажется хорошо продуманным и вполне осуществимым, но малейшая накладка – и все летит к чертям… Да еще детишки Сотникова палки в колеса вставляют – на любой совет Фёдора у них найдется свое мнение, что лишь осложняет и без того непростую задачу…

Кротов раздраженно отбросил окурок. Нужно отсюда убираться. И как можно скорее. Каждая минута промедления невыносима. Вот что у них за дела с дикими?! На кой они им сдались? Неужели их нельзя отложить, пока все не уляжется и они будут в безопасности? И какого черта он ради этого незнакомца согласился отправиться на Северную? Впрочем, ради чего – догадаться несложно, учитывая их общую тайну. Но как все это беспокоит… и бесит. Из-за них он тоже в серьезной опасности, как они этого не понимают? Или он для них уже настолько чужой, что им на давнего приятеля наплевать?

«Спокойно, ёханый бабай, спокойно, истерик нам только и не хватало для полного и опупенного счастья…»

Мрачно насупившись, Фёдор хотел двинуться дальше, как наверху лестницы ему почудился едва слышный металлический скрежет. Неужто Димка уже вернулся?

Не успел он шагнуть вверх по ступенькам, чтобы это проверить, как навстречу уже спускались люди. И первым – не кто иной, как один из братков, уходивших с Димкой. Фёдор насторожился, ему не понравилось лицо Штопора, искаженное гримасой злобы и страха. Перепрыгивая через две ступеньки, браток устремился вниз, на ходу бросая отрывистые фразы спутникам, увязавшимся за ним следом.

– Да говорю же, этот сучонок – форменный зомби! – голос Штопора дрожал и срывался, давая петуха. – Заманил нас подальше, да я просек, едва успел вырваться!

– Ты о чем? Где остальные? Почему ты один? – сыпалось со всех сторон.

– Уши раскройте, укурки! Я же толкую, что никто больше не вернется! Их там всех сожрали! Сговорился с морлоками, падаль, думал, все вокруг идиоты. А я не идиот, я… Как увидел электровоз, тут и смекнул, откуда эта тварь взялась!

– Ты совсем с ума спрыгнул, что ли? – с сомнением бросил один из боевиков, хватая Штопора за плечо на середине лестницы. Тот резко отбил его руку и, в свою очередь вцепившись в воротник, рванул на себя, после чего заорал ему в лицо, брызгая слюной:

– Да послушай меня! Если этот искатель – зомби, то и его подружка тоже! А в лазарете с ней кто?! Крендель, кореш мой! И что мертвяк сделает с живым? Дошло?! Я не дам Кренделя сожрать!

– Во мля! – отшатнувшись, выпалил встревоженный браток.

Пока Штопор разорялся, со всех сторон начали подтягиваться любопытные, привлеченные переполохом.

– Что происходит? Где Сотников и остальные? – Фёдор заступил Штопору дорогу.

Вместо ответа охранник неожиданно ударил его прикладом автомата в челюсть. Фёдор почувствовал, как хрустнули зубы, а в следующий момент оказался на полу. От боли сознание поплыло, а Штопор, не ограничившись прикладом, врезал ему сапогом в живот. Фёдор захрипел, не в силах вздохнуть, и, похоже, ненадолго отключился – потому что когда перед глазами прояснилось, рядом уже никого не было. Кроме, разве что, нескольких малолетних оборванцев, которые торопливо обшаривали его карманы. Разбитые губы кровоточили, очки, слетев с носа, валялись рядом прямо перед глазами. Обнаружив, что он очнулся, подростки бросились врассыпную. «Наташка!» – с тревогой обожгла мысль. Фёдор торопливо поднялся, стараясь не обращать внимания на боль, скрутившую кишки в узел. Через силу выпрямившись и водрузив на переносицу очки, он увидел возле лазарета взбудораженно гомонящую толпу и сразу зашарил в поисках оружия, но руки обнаружили лишь пустоту. Фёдор растерянно осмотрелся вокруг, еще не веря, что ствол у него сперли. Да и нож тоже.

– Да пошли вы все! Сказано, нельзя! – донесся от лазарета насмерть перепуганный голос Кирпича. – Не пущу! Назад! Назад, я сказал!

Сплюнув кровью, Фёдор с колотящимся сердцем заспешил к лазарету, надеясь, что еще успеет предотвратить непоправимое. С ходу вклинился в толпу, раздвигая людей плечом. Собралось уже человек двадцать, ситуация из-за иступленных воплей Штопора, продолжавшего твердить про зомби, накалялась все сильнее. Много ли нужно, чтобы взбудоражить людей, когда они и так постоянно на взводе из-за Мертвого Перегона? Удача ему все-таки улыбнулась – продираясь на голос, Фёдор оказался как раз сзади Штопора, с воплями наседавшего на мальчишку:

– С дороги, шкет! С дороги, или пристрелю, как бешеную собаку!

– Сам проваливай! – бледный, как плотно, звонко орал в ответ Кирпич, похожий в этот момент скорее на взъерошенного воробья, вознамерившегося драться с уличным котом. Существенное отличие – у воробьев обычно в лапах нет автомата, а у юного следопыта автомат имелся. И хотя его руки заметно дрожали, ствол он не опускал, угрожающе наставив на охранника. – Без Учителя хрен пройдешь!