— Что? — его вполне справедливое замечание о придуманных ролях в моей истории мгновенно сбрасывает меня с неба на землю. — Нет, Рома, не завалил бы. Потому у что я не просто проститутка. Я — любимая проститутка! И у меня… у меня была тяжёлая жизнь, а сейчас случилась сказка. Как в «Красотке». С Джулией Робертс.

— А-а… — тянет он таким тоном, что я сразу понимаю, какого он мнения о моих возвышенных фантазиях.

— А вот Саша, между прочим, так не делал. Не осуждал.

— Да пошёл он в жопу, твой Саша. Я тоже не осуждаю. Так че там дальше, Джулия Робертс?

— Ну, дальше… — я посмеиваюсь от того, что Ромка меня так называет. — В общем, он продолжает делать мне комплименты. Комплименты — это важно, понимаешь? Они дают понять, что в тебе ценят не только тело.

— Угу. Не только тело…

— И говорит, значит — ты такая загорелая, у тебя такая нежная кожа.

— Да-да. Нежная кожа. Дальше!

— Рома, никогда не надо спешить в начале, когда девушка нервничает, — увлекаясь игрой, я начинаю поддразнивать его. — А потом надо сказать — у тебя шикарное платье, позволь я сниму его с тебя.

— Понял. П… позволь? — кажется, на том конце, он опять пытается сдержать смех. Но мне не обидно ни капельки. Наоборот, я чувствую подъем, какой-то странный кураж. Вот бы и с Шуриком, то есть, Сашей так было — чтобы он шутил и провоцировал меня, а не окатывал гробовым молчанием, в то время как я старалась, чувствуя себя полной идиоткой. Но Ромке я, конечно, об этом не скажу — бедному Саше и так от него достаётся.

— Во-от. И, значит, ты подходишь ко мне сзади…

— Так, подхожу…

— … аккуратно расстегиваешь молнию, проводишь пальцами по моей спине. Мне приятно, я прислоняюсь к тебе ближе. А ты нежен и нетороплив.

— Блин, Женька, я все понимаю — не спешить там, все дела. Но сколько можно? Куда ещё больше «нетороплив»!

— Подожди, это еще не все. Надо владеть собой, Рома!

— Твою мать…

Мне снова хочется смеяться, щеки раскраснелись — я опять вижу это в зеркале, мимо которого прохожу и останавливаюсь, прижимая трубку щекой к плечу, пытаясь собрать волосы, выбившиеся из хвостика.

Я была неправа. В этих играх по телефону всё-таки что-то есть, такое… весёлое. Настроение поднимает хотя бы.

— Дальше ты осторожно меня обнимаешь, и говоришь — у тебя такие красивые глаза.

— Слушай, какие глаза! Я на жопу твою смотрю, ты же ко мне спиной!

— А я уже лицом развернулась! Незаметно!

— А, понятно… И че теперь? Я снял с тебя платье, а ты без лифона?

— В лифоне. Его тоже снять надо.

— Так не вопрос.

— Рома, так не говорят. Говорят — я аккуратно спускаю лямки с твоих плечей, мои пальцы чувствуют твою нежную бархатистую кожу.

— Нежную барх… Нет, Женька, всё! Я… не надо больше…

Ох, мамочки. Что там с ним происходит?

Ответ на вопрос быстро становится ясен — и я понимаю, что совсем не такого результата добивалась. Хотела подразнить его — а вместо этого он икает от смеха.

— Бля, ну и дурь, — откашлявшись, резюмирует Ромка. — Не, ты пойми меня. Я не стебусь, если что. Ты крутая. Шурик твой вообще локти кусать должен, что просрал такое… Кто ему ещё предложит снять проститутку, а потом полчаса слушать про бархатистую кожу!

Теперь уже мы оба ржем, как идиоты и я слышу, как смешно и дико это звучит со стороны. Пора бы завязывать с этой идеей, посмеялись и хватит. И как только я об этом думаю, Ромка разбивает мои благие намерения буквально парой слов.

— А теперь давай по-моему.

— Что? — переспрашиваю я больше на автомате.

— По-моему давай, говорю. Надо дело до конца довести, Джулия Робертс. А то ты там так и останешься стоять в трусах посреди зеркал.

— Да щас, Ром, — понимая, что пора заканчивать эту тему и этот разговор, я почему-то не спешу нажимать кнопку отбоя. — Мне вообще-то бежать надо.

— Куда?

— К себе, в общагу.

— Нафига? Ты здесь живешь.

Вот так вот. Пока я считаю, что не окончательно переехала, и у меня как бы два дома, он уже определил меня сюда, в комнату Костика, которую я не до конца воспринимаю как свою.

— Давай я тебе напомню, что из общежития я не выписывалась, и у меня там остались вещи. А ещё сегодня приезжает моя соседка, ее пол-лета не было, нам надо решить, как мы будем жить. Брать ей кого-то ещё или не…

— Да какие проблемы, Женьк? Хочешь, я батю дёрну, он тебя в три секунды выпишет.

— Не надо! — внезапно вспоминая, что и как быстро решает хозяйская подпись грозного Гарипова А Вэ, я пытаюсь тормознуть его слишком горячего сына. — Не решай тут… за меня!

— Ладно-ладно, не кипешуй, — по голосу слышно, что он снова смеётся. — Расслабься, Джулия Робертс… — и я тихо фыркаю в ответ. Кажется, этим рассказом про проститутку и клиента я подписала себе приговор, и теперь он всегда будет называть меня Джулией Робертс, чтобы поиздеваться.

Или это что-то другое?

— Короче, давай так… — посе недолгой паузы продолжает Ромка. — Ты сейчас просто делаешь, что я говорю, поняла?

— Что, опять?

— Да. Просто не задаёшь никаких вопросов и делаешь.

— Поняла, — узнаю эту его привычку играть мной на расстоянии, когда я автоматически выполняю все его указания — это весело, никогда не угадаешь, что он придумает в следующую минуту. Такой себе наш общий квест на слабо, и в прошлый раз я сдалась и струсила, когда он заявил, что я должна раздеться, лечь в его кровать, греть ее своим телом и рассказывать всё, что мне лезет в голову в этот момент.

Момент с раздеванием мы прошли ещё в первый день, когда по его указке я ходила по его студии в одних только стрингах, где «капец жарища» и грелась в лучах заходящего августовского солнца с мыслью о том, что я совсем чокнулась, но это классно. А вот лечь голой в его постель, да ещё и рассказывать о том, что я в этот момент думаю — от одной мысли об этом у меня потели ладони. К Ромкиной кровати без него я боялась даже подходить — мне казалось, я сразу превращусь в поехавшую извращенку, которая будет обнюхивать его подушки и простыни, катаясь по ним с непристойными звуками как кошка в период спаривания. Не знаю, насколько бы это понравилось ему, но я ещё не была готова принять себя такую.

— Так, где ты там? У меня? — в его голосе уже прорезались такие знакомые приказные нотки, которые — чего уж скрывать — меня волнуют и как-то… подкупают, что ли. Он снова придумал какое-то новое безумие и точно знает, что делает.

— Нет, у Костика.

— Блядь, Женька, давно пора говорить «у себя»! Костян уже год как живет со своей депутатшей, он сам эту хату своей не считает! Что ты как приживалка!