На самом деле подземные ходы оказались не так уж и занимательны. Темные тоннели, ржавые рельсы, иногда неясного назначения каверны, нечто похожее на бункеры, какие-то решетчатые фермы и постройки.

Ближе к центру свет пропал вовсе, и путь озаряли только фонарь Янжера и предусмотрительно припасенный фонарь Ладвига, ну и пятна светящейся плесени на стенах. Движение в постоянной темноте замедляло время и растягивало пространство. Казалось, что мы идем уже часа два, хотя на самом деле едва ли минуло минут сорок.

Однако приближение реки и границы зон становилось все ощутимее. Накатило чувство тревоги вперемешку с приступом клаустрофобии. Запахло влагой. Последнее, скорее, было иллюзией, туннели залегали намного глубже русла реки, но появилось странное ощущение непрерывного и мощного движения воды где-то поблизости.

А потом…

Фонарь Ладвига скользнул голубоватым лучом по замысловатого вида конструкциям, по рюкзаку Стаслава и недоумевающему лицу обернувшейся Дины, которая беспокойно спросила:

– А где же Янжер? Только что был…

Чернота подземелья полыхнула белым. И по белоснежным стенам, замыкая кольцо, побежали искрящиеся, изумрудного оттенка игольчатые побеги, напоминающие еловые ветки…

Время сбавило ход… Все вокруг разбилось на почти статичные фрагменты.

Ладвиг изрыгает проклятия, пытаясь удержать свой мешок, из которого, распарывая ткань, лезло нечто напоминающее черных многоногих и многоруких человечков с разинутыми в яростном визге красными пастями.

Стаслав и Дина, зажимая уши, пригибаются к земле.

Сэм, запрокинув голову, сползает по стене, оглушенный, и зеленые плети оплетают его с катастрофической скоростью.

А я сам безвольно опрокидываюсь на пол, побежденный странным ощущением абсолютной апатии к происходящему, и последнее, что вижу, так это одного из гомункулусов Ладвига прямо перед своим носом на каменном полу. Многоногий человечек переломился пополам, и из туловища сыплется песок и труха, но голова все еще продолжает разевать пунцовый беззубый рот…

Возвращение к реальности не принесло ни малейшего удовольствия. Голова и так болела после ночного соприкосновения со строительным мусором, так теперь ее боль наполняла по самую макушку, норовя разорвать череп изнутри. Даже малейшее движение глаз под шершавыми веками причиняло неприятности. Но все это казалось сущим пустяком по сравнению с попыткой совершить еще какое-либо шевеление. На меня словно положили гранитную плиту сверху, и даже дыхание давалось с трудом…

В склеп, что ли, замуровали? Лицом вниз, как захудалого чернокнижника.

Нет, все-таки придется прийти в себя, чтобы хотя бы определить место своего последнего упокоения…

Открыв глаза, я рассмотрел нечто серое, каменное с виду, покрытое грязными разводами и пылью. Действительно склеп? На мгновение ужас буквально пронизал от макушки до пяток, выбросив в кровь изрядную порцию адреналина. Так что я буквально подскочил с места, ожидая, что затылок соприкоснется с твердой и надежной плитой, навсегда отрезающей путь к спасению…

Ага, кажется, паниковать рано…

Находился я в каменной каморке, маленькой и тесной, но все-таки слишком просторной для склепа. Да к тому же в склепах не делают отхожих мест в виде дыры с крышкой в полу, откуда явственно воняло. Три стены каморки были каменными, а одна решетчатая. Только решетка отличалась редкой изысканностью, несмотря на грязь и ржавчину. Такого искусно вплетенного в толстые прутья знака Поглощения мне еще ни разу в жизни видеть не приходилось. Он мерцал багрянцем, и смотреть на него было неприятно. Но необходимо, потому что за решеткой впереди наметилось копошение.

– Привет, – произнес некто, чей силуэт заметно размыло присутствие знака и полутьма. Даже голос исказился почти до неузнаваемости.

– Сэм? Это ты? – неуверенно угадал я. – Что происходит?

– А я откуда знаю? – хмуро отозвался Сэм. Говорил он с явным трудом. Похоже, и его не покидало ощущение мучительного давления со всех сторон.

И неудивительно, если и каменные стены были расписаны грамотно размещенными рунами, знаками, символами, не позволяющими магу использовать силу, отражающую ее, поглощающих даже его собственный магический резерв, да еще и оказывающих непрерывный прессинг на заключенного в такую западню человека.

– Я сам очнулся не так давно… – Сэм помолчал и сообщил уныло: – Наверное, это пограничные.

– Что за пограничные?

– Ну облава была на тех, кто незаконно переходит Пограничье. Я слышал, пока не отключился, как кто-то там командовал… Ну знаешь, как это бывает в кино: всем на землю, руки за голову… – Он шмыгнул носом и закончил: – Вот нас и взяли.

– Всех?

– А Дину со Стаславом отпустили. И Ладвига… Только мешок его забрали.

– А говоришь, что ничего не знаешь.

– Да я только догадки строю.

– С чего ты взял, что остальных отпустили?

– Я же сказал, что не сразу отключился. У меня на светошок сильная сопротивляемость…

Вряд ли он выдумывал. У Белых часто на свою магию имелся некоторый иммунитет, а иногда и полная невосприимчивость. Как и у Черных на свою.

– …Я и видел, как они разговаривали, а потом остальным позволили уйти.

Я подошел к внешней решетке, стараясь не замечать жжения знака. Решетка отсекала узкий коридорчик, откуда лился слабенький свет. Если повернуться боком, то можно рассмотреть, что коридорчик утекает в обе стороны от нас и что поблизости, судя по всему, должны быть другие камеры. Прямо напротив размещался Сэм в точно такой же каморке, как и моя.

Любопытно… Забрали только нас. И камеры предназначены для людей, способных направлять силу. Что ж, выводы очевидны… Обычным людям можно переходить из одного передела влияния в другой хоть явно, хоть тайком, под землей или по небу, на четвереньках, если захочется, или с грузом контрабанды. А магов отлавливают даже в норах.

Что за жизнь у мага? Сплошная дискриминация.

– А почему тебя взяли? – спросил я задумчиво. – Ты же Белый? А пределы Белых мы не успели покинуть…

Сэм вяло пожал плечами:

– Почем мне знать? Зачем государственную границу охраняют с двух сторон и своих не выпускают? А может, в таком переполохе не разобрались… – с надеждой закончил он.

– С тех пор как ты очнулся, никто не приходил?

– Никто…

Я сделал несколько шагов по своей темнице. Удобства здесь были, прямо скажем, аскетичные. Каменная лежанка высотой до колена. И живопись на стенах, от которой у меня лично уже плясали цветные пятна перед глазами, ломило затылок и ныли кости, уставшие от бесконечного давления.

Еще очень хотелось пить, но никто не озаботился принести в камеру хотя бы кружку воды.