не бросив погибать мучительно от холода, голода и зверья. А что я делал на самом деле, Рингаро?

— Выполнял приказ, — максимально спокойно и равнодушно пожал плечами Нолдо, не желая вспоминать Хэлкараксэ. Полынья, засыпанные снегом палатки, растерзанные охотники… Всё это уже в прошлом, и пусть там и остаётся. — Я понял, командир, — кивнул воин, — ты останешься в лагере, а я…

— Нет, — отрезал Варнондо. — Нет. Скоро вернётся принц Финдекано, его верные пусть и отправляются в разведку. Они пришли сюда рисковать жизнями, а мы — нет. Приказ…

— Верховного нолдорана, — договорил Рингаро. — Слушаю и повинуюсь.

***

Горы расступились, открыв взору превратившуюся в строительную площадку равнину. Издалека доносились голоса и музыка, и Финдекано улыбнулся, понимая, что на войне чувствует себя спокойнее и счастливее, чем рядом с отцом и всеми теми, кто прославляет его, не гнушаясь играть нечестно.

Желание достучаться до родителя, пробудить в его сердце то светлое, за что сын хотел любить и уважать его, по-прежнему мучило Астальдо, в памяти снова и снова прокручивался разговор, изначально бессмысленный, но не начать который Финдекано не мог.

Хотелось схватить отца за плечи, встряхнуть, чтобы тот очнулся, прозрел, пробудился от морока…

Но каждый отчаянный порыв разбивался о прочнейший щит насмешки.

Жаль, не существует столь неуязвимого металла — из него бы делать доспехи для воинов!

— Ты не прав, отец, — сказал вслух Астальдо, и воспоминание засмеялось в ответ язвительными словами короля:

«Клеть одиночества, стена непонимания и пропасть презрения — вот всё, что осталось несчастному верховному нолдорану. Вот всё, что встало между ним и его семьёй, его народом и всей Ардой!»

***

Нолофинвэ поднял к росписному потолку раскинутые руки, замер, потом посмотрел на сына и от души рассмеялся.

— Финьо, прошу, скажи, что ты не считаешь так!

Принц Финдекано медленно прошёлся по залу, демонстративно смотря себе под ноги.

— Знаешь, сын, — на этот раз почти серьёзно заговорил король, — ты зря полагаешь, что я не понял твоих чувств и проигнорировал требования заткнуть рты моим певцам. Поэтому у меня есть встречное предложение: ты делаешь своё дело так, как считаешь нужным, и я не вмешиваюсь, поскольку в военном деле смыслю меньше тебя, а ты в свою очередь не лезешь в дела власти.

— Однажды я уже послушал тебя и не вмешался, — глаза Астальдо вспыхнули, — и теперь венец нолдорана — позор, а не высшая честь! Стыд, а не заслуженная награда! Клеймо вместо признака исключительного величия!

Скептически взглянув на сына, Нолофинвэ улыбнулся, и принц узнал это выражение лица: в детстве, когда маленький Финьо пытался доказывать, что знает нечто, в чём на самом деле не смыслит, отец всегда молчал и смотрел точно так же. А потом говорил то, что заставляло мальчика подчиниться.

— Я не отказываюсь от своих слов, — вздохнул король, — и если заслуживаю смерти, готов принять её от тебя. Жаль только одного — я не увижу, как ты, мой сын, возьмёшь мою корону себе.

— Я не… — начал возражать Финдекано, однако отец жестом приказал замолчать.

— Ты думаешь, что с моей смертью восстановится справедливость. Но это не так, дорогой мой Астальдо. Ты найдёшь причины, почему должен править сам. Обоснования будут вескими, убедительными, красивыми, ведь иначе получится нечестно.

— Власть — оковы для чести! — ударил по столу кулаком Финдекано.

— Именно! — шире улыбнулся Нолофинвэ. — Поэтому ты возьмёшь столь тяжкую ношу на себя.

— Не переводи тему, отец! Перестань смеяться надо мной! — окончательно разозлился Финдекано, рванул к двери, однако остановился на полпути и обернулся. — Я с самого начала знал, что ты не захочешь слушать моё мнение, однако должен был сказать его, чтобы ты потом не делал вид, будто не знал. Твоя политическая игра оскорбительна для меня, и я не стану мириться с тем, что задевает мою честь! Знай это и не забывай.

— Моя игра — мой статус, а заодно — твой авторитет, — парировал верховный нолдоран. — Подумай сам, кем бы ты был без отца-короля? Верным слугой Нельяфинвэ Феанариона? Беспрекословным исполнителем его воли и планов? Ты уже им стал, но хотя бы имеешь титул принца, поэтому не потерялся среди тысяч безликих и безымянных эльфов Второго Дома Нолдор. Пойми, сын, одну простую вещь: если тебя не уважают, в этом твоя и только твоя вина.

***

Финдекано выругался.

Высланные вперёд верные уже возвращались, и по встревоженным, однако горящим азартом глазам герой Астальдо понял: разговор с отцом скоро сотрётся из памяти, вытесненный настоящими, нужными для Арды деяниями.

И это будет правильно.

Разведка в землях врага

Перепончатые крылья захлопали совсем близко, и гномы, прилаживавшие к угольно-чёрной скале огромный бур, резко подняли головы, а их охранники вскинули оружие, однако никого рядом с собой не увидели. Звук повторился слева, сразу же справа и одновременно спереди и сзади, словно целая стая морготовых тварей окружила бородатых мастеров.

— Чего вы добиваетесь? — захихикал сверху тоненький свистящий голосок. — Пики Трёхглавой Горы нерушимы, и вашей тыкалке не по зубам чёрные камни.

Щёлкнули арбалеты. Наугрим стреляли вслепую, ориентируясь на голос, и, наконец, увидели свою мишень: размером и окрасом похожая на рысь крылатая тварь с уродливой мордой сидела высоко на скале, только совсем не там, откуда доносилась речь.

— Сгинь, чудище! — крикнул рыжий гном, часть подбородка которого уродовал ожог, поэтому борода росла неравномерно.

— На себя посмотри! — огрызнулась мышь. — Твой пра… прапрадед посимпатичнее был. Жаль, пил слишком много перед битвой — боялся, видимо, сильно. А пьяница для орков — лёгкая добыча.

Взъярившийся гном, выкрикивая проклятья, выстрелил в тварь — болт не долетел и половины необходимого расстояния, тогда бородач принялся швырять булыжники, и монстрица нарочно подначивала его, хихикая всё громче и противнее.

— Да утихни ты! — принялись успокаивать собрата наугрим. — Не обращай на неё внимания! Делом займись!

— Ну уж нет! — вырвался мастер и начал осматриваться. — Я до неё доберусь!

— Иди, иди ко мне, дурачок! — расхохоталась мышь, обращаясь девочкой. — Я тебя приласкаю.

— Да ты выглядишь омерзительнее червя! — смачно сплюнул гном, резко потеряв интерес к монстрице.

Худенькая миниатюрная девочка с пятнистой кожей и глазами кровопийцы широко раздвинула тощие ножки и тоненько захихикала:

— Кроме меня тебя всё равно некому приласкать, так что… Поднимай и поднимайся.