На следующий день мы пошли в «Детский мир», который находится в опасной близости от нашего дома.

– Папа, – спрашивал Ваня, крепко держа меня за руку (чтобы я не убежал), – а помнишь, мы сегодня утром в пиратов играли?

– Да, конечно, – сказал я.

– Хорошо играли, да? – переспросил Ваня.

– Да, мне понравилось, – искренне сказал я.

– А помнишь, в черепашек тоже поиграли? – попробовал он на ходу заглянуть мне в глаза.

– Помню, – беспечно подтвердил я.

– А помнишь, там одного не хватало? – спросил он. – С синей ленточкой.

– Да, – обреченно кивнул я, поняв наконец всю глубину этой интриги.

– А помнишь, ты сказал, что мы его купим в магазине? – все-таки счел нужным добраться Ваня до самой сути.

– Конечно, помню, – ответил я и все-таки не удержался и добавил: – И что?

– Да нет, ничего-ничего, – торопливо сказал Ваня, – просто напоминаю.

Маша молча шла рядом. Она страшно боялась, наверное, что мы можем на что-нибудь отвлечься и не дойти до магазина. Только в магазине она с облегчением посмотрела по сторонам и сказала:

– Ваня, смотри, какой красивый ремень!

– Та-а-к! – с отчаянием сказал я.

– Да я просто с Ваней разговариваю, – пожала плечами Маша. – Ваня, смотри, с сердечками, с бриллиантами…

Ремешок был, по-моему, предназначен для Барби. Или, может, для Маши. В конце концов, они сильно похожи.

– Ваня, ты купил бы этот ремень своей жене? – неожиданно спросила Маша.

– О да-а! – звонко крикнул Ваня.

– А своей сестре? – продолжила Маша.

Ваня посмотрел на меня. Я понимал, что Маша разговаривает со мной, а не с ним. Ваня это тоже понимал.

Наконец мы подошли к отделу, где продают велосипеды. К нам застенчивой походкой приблизился юноша-продавец и предложил свои услуги.

Услуги, которые он на самом деле мог предложить, оказывают, по-моему, другим людям в других местах. Я это как-то сразу понял и спросил, есть ли другие свободные продавцы. От этого вопроса он так искренне расстроился и так покраснел, что мне стало жалко его.

– Нам нужны два велосипеда, – сказал я, – мальчишечий и девчачий.

– А вот у нас есть два очень хороших велосипеда, – обрадовался он, – оба уже собраны, один для девочек, сиреневый, а второй… голубой.

Он несмело улыбнулся. Я отвернулся от него и начал рассматривать велики. Один, сиреневый, и правда был очень хорош: двухколесный, с переключателем скоростей, со стрекозами на рамах… Это был идеальный велосипед для Маши. Она это тоже сразу поняла и буквально вцепилась в него.

Я не ожидал, что во второй велик так же вцепится Ваня. Это был четырехколесный велик, без скоростей, и он был действительно голубой, да еще и с ромашками. Из ручек торчали какие-то разноцветные ленточки, которые, по идее, должны были, видимо, развеваться в пути.

Но Ваня так смотрел на этот велосипед, что я понял: он отсюда без него не уйдет.

– А другого цвета нет? – все-таки спросил я у юноши.

– Нет, – покачал он головой. – Были еще желтые. Больше нет. А что, не нравится?

– Мне – нравится!! – крикнул Ваня.

– Ну почему голубой-то все-таки? – спросил я. – Он у нас все-таки мальчик.

– Ну и что?! – так горячо, с такой страстью переспросил меня этот юноша, что мне даже на мгновение стало стыдно.

– Да ничего, – пробормотал я. – Если тебе, Вань, нравится…

– Да, – очень серьезно сказал мальчик.

Я было сильно насторожился, но он продолжил:

– Спасибо, что ты купишь мне девчачий. У всех мальчиков мальчишечьи, а у меня будет девчачий. Только давай ленточки вытащим…

– Ваня, – растроганно произнес я, – тут еще ведь корзинка на руле стоит. Может, ее тоже уберем?

– Нет, – ответил Ваня, – корзинка мне нужна. Я буду возить в ней синего черепашку и еще там… камни.

– Ваня! – подскочила к мальчику Маша, – а ты знаешь, что у этого велосипеда скоростей нет?! А у моего – есть!

– Знаю, – коротко ответил он.

Юноша томно прощался с нами, пряча в свой карман разноцветные ленточки с Ваниного велосипеда (я понимал, как они ему еще пригодятся).

Домой дети ехали на двух велосипедах.

– Папа, я еду! – кричала Маша, которая еще не садилась никогда на двухколесный велосипед.

– Тормози! – кричал я.

– Как?! – счастливо кричала она в ответ.

– Рукой! – кричал я. – Правой! Нажимай на ручку!..

– А где право?! – издали доносилось до меня. До сих пор она тормозила только педалями.

Ваня, у которого это был второй в жизни четырехколесный велосипед, неторопливо ехал на нем рядом со мной.

– Папа, – спросил он, – а ты знаешь, почему я скорости не переключаю?

Я хотел было сказать, что, конечно, знаю… потому что их на этом велике нету, но благоразумно переспросил:

– Почему?

– А я не хочу, – сказал Ваня.

Маша подошла ко мне поздно вечером и прошептала:

– Папа, Витя в детском саду пытался залезть ко мне в трусики.

В глазах у меня потемнело. Вернее, сказать, что у меня в глазах потемнело, будет нечестно. У меня еще отнялись ноги, язык, кровь ударила в голову…

– Когда? – прохрипел я при помощи неворочающегося языка.

– Когда я спала, – шептала Маша. – Он меня разбудил. Я так больше и не заснула.

Я смог подумать, что и я теперь уже больше никогда, видимо, не усну.

– Он… залез? – Я все-таки задал этот вопрос.

– Он пытался, – сказала Маша. – Я проснулась и сказала, что, если он не уберет руку, я все расскажу воспитательнице и папе.

– А он?

– Убрал. Потому что я еще треснула его по голове.

– А ты сказала воспитательнице?

– Конечно, – быстро произнесла Маша.

– И что она?

– Возмутилась страшно!

– Я хочу поговорить с ним, – сказал я. – Я очень хочу. Ты не против?

– Я? Я тоже очень хочу, чтобы ты с ним поговорил. Утром мы пошли в детский сад. Маша шла рядом со мной и гордилась, причем собой, кажется, больше, чем мной. Глаза ее просто светились торжеством справедливости и чувством мести.

Мои глаза ничем не светились. Я просто хотел убить этого мальчика. Я во всех деталях продумал свой разговор с ним. Я все придумал. Я сяду перед ним на корточки, возьму его за руку, сожму ее, не очень пока сильно, и скажу ему примерно следующее: «Витя (имя мальчика изменено до неузнаваемости)! если ты еще когда-нибудь подойдешь к моей дочери, даже если только ты подумаешь об этом…» Тут мой мозг начинал отказывать мне, и я срывался на дикий бессвязный крик. Но потом я все-таки заканчивал: «Так вот, если ты только подумаешь об этом, я приду к тебе, где бы ты ни был, я приду и оторву не только руки, которыми ты пытался залезть Маше в трусики, но и ноги тоже, и еще то, что у тебя в трусиках… Ты понял?!!»