Первое официальное расследование «художеств» Распутина предприняли представители духовенства. Первым забил тревогу известный своим благочестием епископ Феофан, ректор Духовной академии, представивший в свое время Распутина императрице. После того как женщины, побывавшие в руках у старца, стали исповедоваться в своем грехе епископу, тот отправился к государыне, чьим духовником был ранее. Он попытался открыть ей глаза на гнусные деяния новоявленного «угодника». Александра Федоровна вызвала к себе сибиряка и допросила его. Тот изобразил удивление, оскорбленную невинность и смирение. В результате епископ Феофан, известный ученый-теолог, был сослан в Таврическую губернию. «Заткнул я ему глотку», – злорадствовал в кругу приятелей Распутин.

Затем к царю обратился митрополит Антоний, который указал ему на недостойное поведение старца. Государь ответил, что церковь не вправе вмешиваться в личные дела царской семьи. «Нет, государь, – возразил митрополит, – это дело не одной вашей семьи, а всей России. Цесаревич не только ваш сын, он наследник престола и будущий монарх». Кивнув, Николай II дал понять, что аудиенция окончена. Вскоре митрополит занемог и скончался.

Единственный ощутимый выпад нанес Распутину бывший его приятель, бунтарь по натуре иеромонах Илиодор. Он был моложе Распутина, но успел зарекомендовать себя как яркий проповедник, привлекавший к себе множество верующих. Заявив, что намерен построить большой монастырь («Пусть один принесет доску, другой – ржавый гвоздь!»), он привлек к делу тысячи добровольных строителей, и те на берегу Волги, неподалеку от Царицына, воздвигли обитель.

Илиодор был аскетом и фанатично верил в догмы православия и незыблемость самодержавного строя. Но наряду с экстремистскими монархическими взглядами он проповедовал еще и примитивный крестьянский коммунизм. Он учил, что страной должен править царь, но все подданные его должны быть равны, как братья, и не принадлежать ни к каким сословиям и классам. Вот отчего Илиодор навлек на себя неудовольствие правительственных чиновников, местных властей, знати и иерархов церкви, став одновременно популярным среди простонародья.

Илиодор увидел в Распутине союзника. Когда епископ Феофан впервые познакомил его с сибирским крестьянином, Илиодор отметил наивное и истовое благочестие старца. Но в 1909 году Илиодору открылась подлинная сущность Распутина. Он повез того с собой в обитель под Царицыном. Каково же было изумление молодого проповедника, когда тот убедился, что в ответ на почтительность и благоговение, с которым встретили сибирского «пророка» монахини, тот хватал самых молодых и красивых из них и страстно целовал в губы. Из Царицына Илиодор и Григорий отправились в Покровское, на родину Распутина. В поезде Илиодор огорчился еще более: спутник его принялся рассказывать о своей прошлой непотребной жизни, стал издеваться над целомудрием Илиодора и похваляться своей близостью к царской семье. По словам Распутина, царь вставал перед ним на колени и говорил: «Григорий, ты Христос». «Старец» хвастался тем, что будто бы целовал императрицу в спальне ее дочерей.

Приехав в Покровское, Распутин показал ему пачку писем: «Это всё письма ко мне царицы, девочек ихних, великих княжон и князей… А вот письмо наследника, мотри, какие ховелюги.

– Брат Григорий, дай мне на память несколько писем, – взмолился я.

– Хорошо, выбирай, только письмо наследника не тронь, оно у меня самого одно только.

Я выбрал письма государыни и великих княжон», – писал в книге Илиодор.

Три года спустя отрывки из этих писем стали появляться в печати. На них-то в основном и строилось чудовищное обвинение, будто царица была любовницей Распутина. Больше всего повредило ее репутации в глазах публики следующее письмо: «Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко, легко мне тогда бывает. Тогда я желаю мне одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятьях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело, такая тоска на сердце… Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она – хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня? Скорей приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя М[ама]».

Даже на мгновение допуская, что письмо это адресовано Распутину, ничто не дает нам права, не в пример врагам, утверждать, будто они были любовниками. Ни один достойный доверия свидетель тех событий, ни один серьезный историк, описывавший их впоследствии, не поддержал этого обвинения. Сэр Бернард Пэйрс комментирует письмо следующим образом: «Похоже на то, что Александра Федоровна неосмотрительно использовала некоторые фразы, которые циничный читатель мог истолковать как свидетельство личной симпатии». Пэйрс осторожничает. Дело в том, что государыня использовала такого рода цветистый, эмоциональный стиль в письмах ко всем своим близким друзьям. По сути, любое из вышеприведенных выражений могло относиться к Анне Вырубовой или любой другой из ее подруг. Возможно также, что письма были сфабрикованы. Их видел один лишь Илиодор, события же, которые затем последовали, заставляют усомниться в его объективности.

Несмотря на все то, что с удивлением и отвращением увидел и узнал в 1909 году у Распутина Илиодор, они еще два года дружили. Монах продолжал увещевать старца образумиться. Но когда на того нападали, Илиодор стойко защищал приятеля. Однако в 1911 году «Божий человек» попытался соблазнить, а потом и изнасиловать монахиню.

В довершение всего обер-прокурор Синода получил приказание рукоположить Распутина в священники. Произошел всеобщий взрыв гнева и возмущения. Илиодор вместе с несколькими священниками и епископом Саратовским Гермогеном заманили старца в кабинет епископа и допросили. Своим зычным голосом Гермоген спросил у Распутина, правда ли то, что о нем рассказывают. Оглядевшись вокруг, старец пробормотал: «Правда, правда, всё правда». Епископ Гермоген, человек большой физической силы, бил Распутина по голове кулаками и нагрудным крестом, крича во гневе: «Ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды!» Затем старца затащили в церковь и перед мощами заставили поклясться впредь не блудить и не переступать порога царских дворцов. Распутин побожился, что не будет больше грешить. На следующий день старец пришел к Илиодору, стал умолять спасти его. Смягчившись, иеромонах подвел Распутина к Гермогену. Но епископ отвернулся от униженного сибиряка, заявив: «Близко к себе его, скота, не подпущу».

Пришедший в себя после выволочки Распутин несколько дней спустя снова появился в Александровском дворце. Он стал жаловаться государю, будто на жизнь его было совершено покушение. В результате Илиодор был заточен в исправительный монастырь во Флорищеве. Гермоген сослан в Литву в Жировицкий монастырь. Но вскоре Илиодора стали видеть то в одном, то в другом месте. Он со все возрастающим озлоблением обличал Распутина. Крестьянский «святой», которому он протянул руку дружбы, которого хотел использовать как орудие для очищения церкви и приобщения русского народа к исконным ценностям, оставшись все тем же немытым, похотливым, развратным мужиком, разрушил светлую мечту иеромонаха. Репутация Илиодора, этого пламенного проповедника и пророка, была погублена. А подлец, который был тому виной, в царских покоях по-прежнему чувствовал себя как дома и, наушничая императрице, перемещал епископов и благочестивых слуг Божьих, словно это пешки на шахматной доске. Тогда-то и появились первые письма, якобы взятые Илиодором со стола у старца.