— Вы видели, сколько там охраны? — с трудом проговорил Константин Михайлович. — Все бросились бы на площадь. Посмотреть, что случилось. Завтра на открытие приезжает много политиков. Взрыв списали бы на террористов.

— Пособник в самом музее был?

— Нет. — Константин Михайлович перевел дыхание.

— Значит, если я правильно понимаю, люди Макара должны были присутствовать на выставке в качестве зрителей. После начала паники они бы приступили к работе. Недалеко от черного входа их ждала бы «Газель» или какая-то другая машина, так? — рассуждала я.

— Максим сам собирался быть там. Считал, так надежнее, — поправил меня раненый.

— Романтик с большой дороги! — фыркнула я. — Острых ощущений ему в жизни не хватает. Так, с Максимом все ясно, хотел пощекотать нервы, потратить лишние средства, пополнить свою тайную музейную комнатку новыми экспонатами. А Макару-то с кражи какая выгода? Его самолет завтра улетел бы до открытия памятника.

— Макар всем должен. Ввязался в это дело из-за денег. В обмен на помощь Максим обещал погасить все его долги. Максим вообще финансировал всю затею, а Макар решил сэкономить. Я слышал, как они ругались. Макар прикарманил деньги за взрывчатые вещества, распродал имущество и перевел все средства на счет в швейцарском банке.

— Ясно. То-то он так переполошился, когда я начала крутиться рядом с кафе.

Константин Михайлович слегка кивнул.

— Ему надо было только дотянуть до воскресенья, поэтому сразу уничтожить вас не решился, а потом Максим не давал.

Конец фразы я еле расслышала. Раненому становилось хуже.

— Держитесь, Константин Михайлович. Вам еще в суде надо будет показания дать.

— Есть стимул жить, — усмехнулся бледными губами Константин Михайлович.

Возникла пауза, и стало слышно, как режущие слух звуки милицейских машин сливаются с сигналками «Скорой помощи». Ожидание подходило к концу.

Отзвучали официальные речи мэра города и министра культуры области. Произнесено приветственное слово президента соседней республики. Выступил кто-то из многочисленной родни Образцова: «Я никогда не знал своего знаменитого предка, но в нашей семье всегда ходила такая история…» Помянули покойного Кубасова. И вот настал торжественный момент. С памятника под туш оркестра сдернули покров.

— Я думал, статуя будет большая, в полный рост, — сказал стоявший недалеко от меня мужчина своей спутнице.

Ничего-то он не понимает в высоком искусстве. Я с гордостью посмотрела на гранитного Образцова, ощущая себя причастной к его сотворению. В конце концов, именно моя «лимонка» превратила его в бюст. Эх, а сколько надо было привлечь людей, чтобы за ночь вывезти его с Макаркиной дачи и водрузить на постамент!

Я повернулась и медленно побрела к художественному музею, где была назначена встреча с Мальковым и Сошкиным, размышляя по дороге над тем, что сегодня могла осуществиться мечта любителей Образцова — его имя прогремело бы на всю страну. Я лишила его последнего шанса попасть в историю России.

Хотя Максима арестовали еще вчера, охрана музея была увеличена вдвое. И недаром. Азартные спорщики запаздывали, и я тем временем прошлась по выставке. Экскурсовод что-то монотонно втолковывала посетителям. До меня долетали лишь отдельные слова «пятнадцатый век», «школа Феофана Грека». В иконах я мало смыслю, но оклады некоторых, как выходило из объяснений экскурсовода, даже не самых ценных, были украшены таким количеством драгоценного металла и камней, что сами изображения за ними терялись.

— Здравствуйте! — сказала я, завидя подходящих моих клиентов. Андрей сегодня поднял меня ни свет ни заря, чтобы сообщить время смерти несчастного бомжика с веником. — Ну, теперь, кажется, все прояснилось: было совершено убийство.

— Мы уже знаем, — улыбнулся то ли Мальков, то ли Сошкин, различать их я так и не научилась. Второй протянул мне деньги.

— А вот и спонсоры нашего показа, — оживилась экскурсовод. — Лев Дмитриевич, Иван Сергеевич, пожалуйте сюда!

— Мы чувствовали, что-то затевается вокруг предстоящей выставки, — сказал один.

— Но доказательств не было, — вторил другой. — Вы, товарищ Иванова, замечательно справились со своей задачей.

— Лучшего расследования за такую мизерную плату и придумать трудно, — сообщили мне хитрые спорщики, присоединяясь к толпе посетителей.

А я так и осталась стоять с открытым ртом. Меня еще никто не накалывал подобным образом. Конечно, немного согревали сердце лежащие в кармане куртки баксы, полученные от Плотника. Вселял надежду и предстоящий визит к племянничку Кубасова. Однако обидно было до слез. Или это у меня опять начали слезиться глаза и болеть голова от невылеченной простуды?

— Простите, вы — Татьяна Иванова? — раздался рядом со мной чей-то тихий голос.

— Да, — машинально ответила я, оборачиваясь к стоявшему рядом мужчине.

— Я столько слышал о вас хорошего. Не могли бы мы поговорить? У меня возникла одна проблема… Может быть, вас заинтересует мое предложение…

— Я вас слушаю, — улыбнувшись, ответила я.

Итак, жизнь продолжается.