Мы осознаем, что почти все, из чего состоит окружающий мир, продолжится и после того, как нас не станет. Это приводит в уныние. Я утешаю себя мыслью о том, что, как говорит Залман Шахтер-Шаломи, посвящая нашу старость генеративности, мы «сохраняем» свою жизнь – подобно тому, как сохраняем файлы в компьютере. Накопленный жизненный опыт, обобщение наших провалов и успехов «сохраняются» для других – как наследство, которое надолго переживет наши омертвевшие тела»3.

Исходя из собственного опыта, могу сказать, что самая действенная и результативная генеративность – та, что зиждется на личной заинтересованности. Например, мне приятно работать с подростками (создавая организации, которые занимаются их проблемами), и у меня неплохо получается. Потому что я живо помню, как трудно было мне в подростковом возрасте, помню, чего мне не хватало, чтобы кто-нибудь меня выслушал, успокоил и помог разобраться в себе. Точно так же меня увлекает работа с организациями вроде той, что создала Эва Энслер: «День победы: пока не прекратится насилие», так как очень многие из знакомых мне женщин, в том числе моя мать, были жертвами насилия. Пусть хотя бы что-то изменится в этом мире! В эту работу я вкладываю душу и сердце. Я не считаю ее благотворительной! Благотворительность, как я ее понимаю, это «страховочная сетка» (федеральные программы вспомоществования малоимущим). Но люди могут запутаться в этой сетке. Настоящая генеративность – это создание трамплинов, а не страховочной сетки.

Другая жизнь не только возможна, она уже близко,

В тишине я слышу ее дыхание.

Арундати Рой

Сегодня, в соответствии с тем, что требуют от людей мировые религии, мы должны не делать другим того, чего не хотели бы себе, должны брать на себя социальную ответственность и надзирать за всем мирозданием. Нам неведомо, пришло ли время подобной трансформации и когда оно придет, но мы верим в то, что каждый из нас должен пытаться приблизить это время.

Пауль Эрлих

МЫ ПРОЖИЛИ ПЯТЬ, ШЕСТЬ, СЕМЬ, ВОСЕМЬ ДЕСЯТКОВ ЛЕТ или более, словом, достаточно долго для того, чтобы понять, что мир смертельно болен. Можете назвать меня паникершей, но, по словам моей подруги Робин Морган, быть паникершей – это осознанный выбор, если есть причина для паники.

Это лежит за пределами рассуждений о справедливой оплате труда и так называемом «стеклянном потолке» – принятой в обществе системе взглядов, согласно которым женщины не могут занимать руководящие посты. Я пришла к заключению, что дальнейшее выживание человека как вида и выживание нашей планеты зависит только от того, насколько успешно женщины будут занимать лидирующие позиции в любых сферах деятельности: избирательной, судебной, духовной, финансовой; в области психологии, в местном самоуправлении, в искусстве.

Сложно заподозрить меня в лицемерии, если речь идет о том, что требует самоотречения. В свое время от меня потребовалось большое самоотречение. Я понимаю, что смело смотреть в лицо тому, что происходит, значит быть готовой к действию, а это трудно. Некоторым необходимо держаться за то, во что им хочется верить, даже если факты говорят об обратном. Наша индивидуальность встроена в определенную систему взглядов; проверять эту систему на прочность – значит усомниться в своем собственном существовании: «Если это неправда. тогда кто же я?»

На вопрос: «Тогда кто же я?» – мы должны решительно ответить: «Мы – разумные женщины, готовые говорить правду властям, даже если для этого нам придется откопать ту правду, которую пытались похоронить». Некоторые антропологи считают, что с возрастом женщины вновь обретают ту самоуверенность и агрессивность, которую, возможно, подавляли в себе, пока воспитывали детей. Исследовав двадцать шесть различных обществ, антрополог Дэвид Гутман обнаружил, что это утверждение справедливо для четырнадцати из них, и ни в одном из них не прослеживалось усиления мужского влияния1.

Кроме всего прочего, мы – представители новаторского поколения шестидесятых. Мы не можем рассчитывать на молодежь, однако можем вести и вдохновлять ее. Но все усилия молодых направлены на становление собственной личности и на обладание – работой, партнером, домом, семьей, успехом и властью. Люди среднего возраста живут в среде плодородной пустоты, тревожась о детях и о власти, утекающей из их рук, как песок сквозь пальцы. Их все еще пугает старость. Мы прошли этот этап – и большинство из нас пресытилось «обладанием».

Возможно, вас удивляет, почему я говорю о пожилых женщинах (а также о совестливых девушках и мужчинах), как о самых перспективных в плане лидерства в обществе, построенном по новой модели. С одной стороны, мужчин приучили к мысли о том, что идеалы дипломатии, мира и равенства нежизнеспособны, слишком гуманны – телячьи нежности, бросающие вызов их мужественности. Экхарт Толле в книге The New Earth («Новая земля») пишет, что хотя эго «полностью подчиняет себе коллективное сознание человечества», ему тяжелее укорениться в женщине, чем в мужчине, так как женщины «теснее соприкасаются с духовным миром и той разумной средой в организме, где, благодаря интуитивным способностям, рождаются большая открытость и восприимчивость по отношению к другим формам жизни и высокая гармония с миром природы». Как сказала Глория Стейнем, «в моральном плане женщины не выше мужчин, просто нам не приходится постоянно доказывать свою мужественность».

С другой стороны, сейчас в США гораздо больше пожилых женщин, чем когда-либо, – сорок миллионов; 51 % из них принадлежат к поколению беби-бума. Женщины составляют исключительно крупный демографический пласт, невиданный в истории США.

Кроме того, известно, что женщины лучше, чем мужчины, приспосабливаются к изменениям и умеют улаживать конфликты, поэтому в старости им живется легче. Если мужчины всю жизнь сконцентрированы главным образом на работе или карьере, бытие женщин прерывисто: они рожают детей, делят время между работой и ведением дома, переезжают в другой город, если туда переводят мужа, воспитывают детей, потом расстаются с ними (часто для того, чтобы те снова вернулись и оставались под родительским кровом до тех пор, пока не станут экономически независимыми, что случается все позже и позже!). Женское движение подвигло многих из нас проанализировать и переоценить собственную роль – как в семейной жизни, так и на работе. Затем женщина сталкивается с серьезными проблемами, вызванными гормональными изменениями в организме. Мы научились адаптироваться к прерывистому течению жизни. Социальный антрополог Мэри Кэтрин Бейтсон подчеркивает, что, хотя чаще всего мы воспринимаем эту прерывистость как незащищенность, женскую судьбу, с возрастом наша приспособляемость превращается в глубинную сущность нашей гибкости. Кроме того, меняясь, мы меньше теряем, чем мужчины. Очень немногих из нас когда-либо по-настоящему ограничивало государство, может быть, сильнее нас ограничивали в семье, но больше всего мы страдали от существующего положения вещей. Поэтому в III акте нам не хочется больше стоять на базарной площади, стараясь понравиться. Так что мы теряем?

Готовы мы к этому или нет, но располагаем временем и опытом, меньше опасаясь кого-нибудь разочаровать. Пришло время порыться в тайниках памяти и вытянуть оттуда то, что мы уже знали, но потом забыли. Знание предполагает истинность – цельность личности в самом подлинном смысле; а в истине таится опасность. Вспомните себя девушкой, которая стоит подбоченясь, упрямо выдвинув вперед подбородок, и говорит: «Эй, кто это там рот открыл?» Воскресите ее в памяти, поддержите ее своей с трудом заработанной мудростью – и позвольте ей направлять вас, когда сталкиваетесь с трудностями.