Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не уверен, что понимаю, о чем ты.
— Неужели?
— То есть я чувствую, что в твоих словах есть правда, но их смысл от меня ускользает.
— Потянись глубже и поймешь.
— Но как это сделать?
— Не прилагай усилий, и все получится.
— Теперь уже ты говоришь загадками?
— Истина проста, это мы предпочитаем воспринимать ее как загадку. Понимание придет к тебе.
— Когда?
— Оно начинается с этого вопроса. Будь терпелив, чужестранец. — Она улыбнулась. — Я все еще называю тебя чужестранцем. Я не знаю твоего имени.
— Так же как и я твоего.
— Так как тебя зовут?
— Страйк.
— Страйк. Сильное имя. Оно хорошо тебе служит… Страйк, — повторяла она, будто пробуя имя на вкус. — Страйк…
— Страйк. Страйк. Страйк!
Его трясли.
— У-ум-м… Как… Как тебя зовут?
— Это я, Коилла. Да очнись же, Страйк!
Страйк заморгал и огляделся. Вернулось осознание того, где он находится.
Светает. Они в Скратче.
— У тебя странный вид, Страйк. Ты в порядке?
— Да… да. Просто… сон.
— Мне кажется, в последнее время ты часто их видишь… Кошмары?
— Нет. Очень далеко от кошмара. Всего лишь сон.
Дженнесте снились кровь, смерть, разрушение, страдание и отчаяние. Ей снилась похоть и то озарение, которая она несет.
Как, впрочем, и всегда.
Она проснулась в своем внутреннем святилище. Искалеченное тело человека — мужчины, почти юноши — лежало на алом алтаре посреди остатков ночного ритуала. Не обращая на него никакого внимания, Дженнеста поднялась и прикрыла наготу меховым плащом. Ее костюм завершила пара высоких кожаных сапог.
Рассвет едва зарделся, а у нее было незаконченное дело.
Когда она вышла из покоев, часовые-орки вытянулись по стойке «смирно».
— Пошли! — отрывисто приказала она. Орки последовали за ней. Она провела их сквозь лабиринт коридоров, вверх по пролетам каменных лестниц и в конце концов на открытый воздух. Они очутились перед дворцом, на площади для парадов.
Там, выстроившись стройными рядами, стояли несколько сот воинов ее оркской армии. Слушателями — ибо именно для того, чтобы слушать, они здесь и находились — были представители каждого полка. Так она могла быть уверена, что слово, которое им сейчас предстоит услышать, быстро распространится по всей орде.
Перед войсками располагался приземистый деревянный столб высотой с небольшое дерево. К нему ремнями был привязан солдат-орк. Почти до талии ему доходили вязанки хвороста и сухой щепы.
Генерал Мерсадион встретил Дженнесту поклоном. Выйдя вперед, он поднял пергамент на уровень глаза. Громоподобным голосом (именно за свой голос ему и была поручена столь непопулярная роль) он начал читать.
— По приказу Ее Императорского Величества Королевы Дженнесты пусть все узнают, что выяснил военный трибунал по случаю Крекнера, сержанта Имперской Орды.
Все глаза устремились на орка у столба.
— Обвинения, предъявляемые Крекнеру, заключаются в следующем: во-первых, он сознательно не повиновался приказу старшего офицера, и во-вторых, не повинуясь приказу, он проявил трусость перед лицом врага. Трибунал пришел к заключению, что его следует считать виновным в обоих преступлениях и наказать соответственно за каждое.
Генерал опустил пергамент. На площади царило мертвое молчание.
Мерсадион обратился к узнику:
— У тебя есть право последней апелляции к королеве. Используешь ли ты его?
— Да, — отвечал Крекнер. Его голос звучал громко и спокойно. Он с достоинством переносил испытание.
— Начинай, — сказал Мерсадион.
— Сержант повернул голову к Дженнесте:
— Что касается приказов, то в мои намерения вовсе не входило пренебрегать ими, мэм. Но нам приказали вступить в бой как раз в тот момент, когда наши товарищи лежали раненые, и им еще можно было помочь. Я задержался ровно настолько, сколько требовалось, чтобы остановить кровотечение у одного, и за это я прошу помилования. Я считаю, что приговор, который мне вынесли за это правонарушение, несправедлив.
Наверное, это была самая длинная и уж точно самая важная речь из всех произнесенных им в жизни. С ожиданием он смотрел на королеву.
Она продержала его и всех остальных в ожидании целых полминуты. Ее забавляло, что они воображают, будто она раздумывает, не помиловать ли его.
— Приказания отдаются для того, чтобы им повиновались, — объявила она. — Исключений быть не может, и уж разумеется, не во имя… сострадания. — Последнее слово она произнесла так, будто сам звук его ей противен. — В помиловании отказано. Приговор будет приведен в исполнение. Пусть твоя участь станет примером для всех.
Она воздела руку, бормоча слова заклинания. Приговоренный обхватил себя руками.
Из-под кончиков королевских ногтей вырвались сполохи сконцентрированного света. Изогнувшись дугой, свет попал на сухие дрова у ног приговоренного воина. Топливо загорелось мгновенно. Оранжево-желтые языки пламени стремительно поползли вверх.
Сержант-орк встретил свою смерть мужественно, но в конце не смог сдержать крик. Дженнеста бесстрастно наблюдала, как он корчится в огне.
Перед ее внутренним взором это был Страйк, капитан Росомах.
Росомахи были готовы выступать.
Страйк думал, что Хаскер будет возражать против решения, согласно которому ему надлежит остаться. Однако никаких возражений не последовало. Сержант принял новость спокойно. В каком-то смысле это настораживало гораздо больше, чем свары, которые он устраивал прежде и к которым все уже успели привыкнуть.
Отведя Коиллу, Элфрея и Джапа в сторону, Страйк кратко обрисовал им план.
— Как мы и договаривались, Коилла, ты останешься здесь, в лагере, вместе с Хаскером, — сказал он. — Рифдоу тоже останется.
— Как поступим с пеллюцидом? — спросила она.
— Больше не будем держать его разделенным. Я приказал, чтобы каждый принес свою порцию. — Страйк указал на кучу мешочков, сваленных неподалеку от привязи для лошадей. — Пожалуй, стоит погрузить весь груз на пару жеребцов. Тогда, если вам понадобится быстро уйти, вы сэкономите время.
— Понятно. А как поступим со звездами?
Страйк потянулся к мешку на поясе:
— Вот они. Что ты будешь с ними делать, если мы не вернемся, решать тебе.
Несколько секунд она рассматривала странные предметы, потом опустила их в мешок на своем собственном поясе.
— В любом случае, я постараюсь поступить так, чтобы ты одобрил мое решение.