горле, в считанные секунды эта правда пронзает меня насквозь. Я отступаю назад, подальше от него. Я не могу справиться с этим. Не сейчас.

Флетчер поворачивает голову в мою сторону и вздыхает.

— Я никогда не хотел причинить тебе боль, дорогая. Все, что я хотел сделать, это позаботиться о тебе и Эйве. Ретт был хорошим рыбаком. Одним из лучших, но иногда у моря другие планы.

Мне не нравится, как он говорит о других планах. Это вызывает какое-то жуткое чувство. Я смотрю на радио, а потом в его усталые глаза, умоляющие взглянуть на ситуацию с его стороны. Я знала, что вокруг смерти моих родителей были какие-то секреты. Эйв все знал и скрывал это от меня. Я чертовски уверена, что он знал. Знал ли об этом и Линкольн?

— Эйв знал, не так ли? — спрашиваю я дрожащим голосом. Я едва могу стоять прямо, меня безумно трясет. Глаза горят от слез и гнева.

Флетчер протягивает мне одеяло и настаивает, чтобы я села. Я так и делаю, опасаясь, что могу упасть. Замечаю, как на его челюсти дёрнулась мышца.

— Он знал.

— А Линкольн?

Следует осторожный кивок.

Мое сердце словно подскакивает к горлу. Это неправильно. Все неправильно. Господи боже. Что еще я не знаю? И планировал ли Линкольн когда-нибудь рассказать мне?

Пока я сижу совершенно неподвижно, мое сердце бешено колотится в груди, а взгляд Флетчера устремлен на телевизор, где Национальная метеостанция транслирует шторм. Почему-то мое внимание привлекают не только мелькающие на экране предупреждения о шторме и мигание света в доме при каждом порыве ветра, но и сигналы бедствия, поступающие с терпящих бедствие судов через приемник.

По моему лицу начинают течь слезы. Я больше не могу их сдерживать, но и не собираюсь плакать. Не-а. Шмыгаю носом и использую рукав, чтобы стереть слабость.

— А почему ты мне ничего не сказал, когда я спросила, откуда деньги? — Пристально смотрю на Флетчера, на моем лице отражается боль и предательство.

— Я не знаю, почему. — Он выглядит по-настоящему сожалеющим, его слова звучат искренне. — Полагаю, я не хотел причинять тебе боль. — Он отводит взгляд, как будто обдумывает свои слова, а затем снова встречается со мной взглядом. — Я знал, что тебе будет больно, поэтому избегал правды. Мне кажется, Линкольн тоже так думал, но он не успел опомниться, как ты стала ему слишком дорога, чтобы признаться в этом.

Его слова бьют по мне, словно кувалда. Он заботится обо мне? Настолько, чтобы использовать меня из-за какой-то нездоровой привязанности к своей жене? Потому что это то, что он делает, не так ли? Неужели он все это время притворялся, что я — это она? Но почему? Почему он поступил так со мной? Я вытираю еще одну слезу и отгоняю эмоции, когда радио возле Флетчера с треском оживает.

Его голос становится жестче:

— На улице ужасная погода…

Он не успевает договорить, как раздается сигнал бедствия и знакомый голос на другом конце провода. Меня пробирает озноб, я замираю в тишине от слов, которые слышу:

— Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй (прим. пер.: мэйдэй — международный сигнал бедствия, передаваемый по радиотелефону, голосовой аналог «SOS», сокращённый вариант фразы venez m'aider («придите мне на помощь», «помогите мне»)! Амфитрита! Мы набираем воду!

А далее следуют координаты.

Все, что, как мне казалось, я чувствовала — предательство, боль, негодование из-за ситуации, в которой я оказалась, — все это исчезает в одно мгновение, когда я слышу голос Линкольна по радио.

Тяжело дыша, смотрю на Флетчера, у которого лицо искажено от страха.

Мое сердце замирает, и я прижимаю руку к груди.

— Это их лодка?

Флетчер кивает.

Я знаю, что значит сигнал бедствия.

Неважно, что Линкольн солгал. В этот момент ничто не имеет значения, кроме Линкольна, мужчины напротив меня и ребенка, спящего у камина.

Слезы не прекращаются. Я не знаю, чему верить, кому доверять, на кого злиться, а кого любить. Некоторые шрамы не причиняют боли. Они онемели. Но у меня такое чувство, что этот будет болеть вечно.

ГЛАВА 33

Прибрежная зона — термин с несколькими значениями, в зависимости от территории — некоторые рыболовы называют рыбалку «прибрежной» в любой точке моря, в то время как другие считают «прибрежным» водное пространство за пределами континентального шельфа.

Прилив против ветра, море неспокойное, а лодка легкая и не может противостоять безумным волнам.

— Это плохо! Это чертовски плохо! — кричит Дин.

— Прекрати, бл*дь, жаловаться. — Я тычу пальцем в его сторону. Реальность? С этого момента, ничто из того, что я буду делать, не сможет повлиять на результат. Все в лодке вокруг нас залито морской водой. Я боюсь, что мы пойдем ко дну в считанные секунды. — Если мы умрем, это будет на твоей совести!

— Я не знал, что это радиокнопка, — возражает Дин в бушующем шторме, пытающимся затянуть нас в море.

Волны обрушиваются на лодку, и я горько смеюсь.

— Ты не новичок. Ты всю жизнь плавал на суднах и не знал, что это гребаная радиокнопка?

Он молчит, словно язык проглотил. Ранее Дин отключил радиочастоту, и мы не получили экстренного предупреждения о шторме. Теперь… нам п*здец.

Я знал о рисках. Осознавал опасность. После одного неудачного сезона я мог занять денег, чтобы свести концы с концами. В нашем случае, после двух — мы были разорены, что вызвало опрометчивые решения и привело к катастрофе.

— Сейчас не время для ссор! — добавляет Нивио, проводя руками по лицу.

Виски пульсируют от нервов. На мгновение мне кажется, что это происходит не со мной. Я вижу перед собой наше будущее, и другого выхода нет.

Когда двигатель работает, я могу справляться с волнами на носу судна. В любом другом случае — мне крышка. Без рабочего двигателя лодка переворачивается на бок во впадинах волн. Очередная волна подбрасывает нас вверх, я снова теряю равновесие, и меня кидает по рулевой рубке.

Теряюсь в пространстве, в ушах звенит, а лицо заливает морская вода. В пустынном море легко потерять надежду на то, что найдешь свет, берег, спасение. Черные тучи висят низко над несуществующим горизонтом, целуя шапки волн. Я не знаю, где кончается небо и начинается океан.

Но мне известно одно. Так мы не выживем.

Из последних сил поднимаюсь с пола. Хватаю ртом воздух, во рту много крови, мое тело ослаблено, избито, готовое сдаться. Держу в руке УКВ-радиостанцию (прим. пер.: радиостанция с диапазоном ультракоротких волн). Наше единственное средство связи