тело своего друга, капитана. Ещё есть упоминание о человеке, помогавшем ему в поисках. Имени нет, сказано только, что он не из Зурбагана, а из какого-то из Внешних Миров. Думаешь, это Александр Грин?

— Больше некому. — я сложил листки расшифровки в стопку и убрал в конверт. — Ничего нового мы отсюда не узнаем. Давай, доедай, и пойдём.

Мы сидели в столовой, на втором этаже. Матушка Спуль встретила нас не слишком приветливо — руки сложены поверх передника, губы поджаты, голос сухой, сердитый. Пришлось мне рассыпаться в извинениях, объяснять насчёт происков злоумышленников, клясться и божиться, что ничего подобного более не повторится. Уж не знаю, что подействовало на суровую домовладелицу — мои заверения или увесистый мешочек с золотом, который я передал ей в качестве платы за комнаты сразу на следующие полгода — а только не прошло и четверти часа, как домовладелица сменила гнев на милость. Нас проводили наверх, и предложили привести себя в порядок в ожидании обеда. Мы так и поступили; я наскоро осмотрел свою комнату и убедился, что всё моё имущество, оставленное при поспешном бегстве, на месте.

Ростбиф с жареной картошкой, сыр, кофе, сваренное с пряностями, засахаренные фрукты на десерт — объедение, вкуснотища, пища богов! И, конечно, эль — большой глиняный кувшин, за которым она сгоняла соседского мальчишку. Минут десять в гостиной слышно было только чавканье и звяканье вилок и ножей; удовлетворив первый голод (всё-таки мы с утра мотались по городу) я сдвинул посуду к краю стола, извлёк из-за пазухи пачку бумаг и принялся разбирать мелкий, убористый почерк мастера Валу.

— Пойдём? Куда?

Вопрос прозвучал невнятно — челюсти моего собеседника были заняты куском ростбифа.

— Куда ты и предлагал, в домик Валуэра. Я тебе не говорил — у него там устроен тайник, и он рассказал, как его найти и вскрыть. Подозреваю, оставшаяся часть расшифровки спрятана там.

— Точно, он ещё на Бесовом мысу упоминал о тайнике! — вспомнил Пётр. — Погоди, там ещё должен быть оригинал этого дневника?

— А ещё — список заговорщиков, который по просьбе Валуэра составили его друзья. Так что хорош жрать и поторопимся — что-то у меня предчувствие… нехорошее.

Пётр судорожно сглотнул, проталкивая непрожёванный кусок в пищевод, подавился и закашлялся. Я дважды хлопнул его ладонью по спине. Звук получился гулкий, будто я ударил по пустой бочке.

Кхе… спасибо! Думаешь, нас опередят? Кто? Заговорщики?

— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. «Маузер» у тебя с собой?

Он хлопнул себя по боку.

— Здесь. Только коробку на 'Клевере оставил, слишком заметна.

— Маслята есть?

— Полный магазин и две обоймы. — он продемонстрировал две жестяные пластинки, в каждой из которых устроились по десятку толстеньких, с латунными бутылочными гильзами, патронов. — думаешь, придётся отстреливаться?

— Надеюсь, нет, но — мало ли? — Я встал, вытащил из-за пояса револьвер, крутанул барабан. — Пошли, что ли?

VIII

Оказывается, экстренные службы в Зурбагане имелись — и работали достаточно чётко. Когда мы явились на место, огня уже не было видно. Работа, тем не менее, кипела — четверо пожарных в латунных, украшенных гребнями касках, баграми растаскивали обугленные обломки; ещё двое трудились у качалки пароконного водяного насоса, а пятый поливал из брандспойта то, что осталось от дома мастера Валу.

Гражданского народа вокруг тоже хватало, и все они принимали посильное участие в ликвидации последствия. Одни, выстроившись в цепочку от ближайшего колодца, передавали вёдра с водой, другие помогали растаскивать брёвна и доски, третьи просто глазели, выстроившись полукругом. Брандмейстер (или как у них тут называется старший пожарной команды?) не делал попыток удалить зрителей, ограничиваясь грозными окриками, когда те путались под ногами. К нему-то я и обратился, пока Пётр озирал пожарище, громко, по-русски, матерясь. «Маузер» при этом он держал, опущенным стволом вниз, хотя стрелять было решительно не в кого, и зурбаганские обыватели косились на вооружённого чужестранца с некоторой опаской, предпочитая обходить стороной.

К моему удивлению, брандмейстер не стал препятствовать — выслушал, глянул (не слишком, впрочем, внимательно) на бумагу, подтверждающую мои права на безвременно погибшее жидище, и даже предложил отрядить в помощь двух своих людей. А так же выдать нам с Петром по комплекту одежды из тяжёлой, грубой парусины, а так же по паре грубых кожаных башмаков с медными застёжками. 'Одёжка у вас приличная, господа, больших денег стоит, — сказал он. — испортите ещё, нехорошо…

Мы согласились. Горение к тому времени уже ликвидировали и проливали из вёдер тлеющие завалы. Я точно знал, что и где искать, и мы, соорудив из намоченных водой платков, повязки на лица, с помощью приданных топорников примерно за полчаса расчистили площадку в центре пожарища, где по моим расчётам располагалась гостиная. Я склонился, и долго ковырялся в золе, пока не нащупал прямоугольник из узких щелей в обугленных досках пола. Люк, ровно там, где говорил мастер Валу! Позаимствовав у пожарного топор, я подцепил крышку, откинул её в сторону. Из подпола пахнуло холодом сыростью, и густым винным духом — ага, значит, туда огонь не добрался! Я подобрал тлеющую головню, помахал ею, чтобы раздуть язычки пламени и спустился по скрипучим крутым ступеням вниз. Пётр последовал за мной; топорники остались наверху и наблюдали за нашими действиями, с интересом принюхиваясь к доносящемуся снизу аромату.

Погреб — вернее сказать, обширный подвал, — был выложен изнутри тёмно-красным кирпичом. Вдоль стен, на дощатых полках, громоздились ящики, банки и прочий хлам, а вдоль дальней стены на деревянных подставках выстроилась дюжина дубовых, литров на триста, винных бочек.

Пётр немедленно постучал по крайним рукоятью «маузера»– те отозвались глухим звуком — полные! Он ощупал пробку, торчащую в верхней части бочки, поднёс пальцы к носу и шумно втянул воздух. Довольно крякнул — повторил эту операцию ещё с несколькими бочонками.

— Вино, вино, ром, вино. — определил он. — Ого, а в этой коньяк! Слушай, надо будет потом нанять пару телег и отвезти всё это на пристань, к «Клеверу». Отвезём на остров Скелета, пропадать же добру?

— Хочешь