Катя попросила, чтобы Жуков довез ее до дома Гречко. Всю дорогу она чутко прислушивалась, однако шума карачаевского мотора за собой так и не засекла. И как это следопыт Леша ухитрился страховать ее столь незаметно?

— Спасибо, — поблагодарила она, когда он остановился у подъезда. — Большое тебе спасибо, Роман.

— Пока, — он отчего-то медлил. — Слушай… подожди… постой, Катя… Ну, не прикидывайся ты, на какой фиг тебе все это надо? Ведь ты не просто так Светке… нам со Светкой помогаешь?

— Я — вам? Интересно. По-моему, вы — мне.

— Все равно, неважно. Ну?

— Сначала я хотела написать статью, Ромочка. Классную статью о том, как ищут и находят убийцу.

— А теперь?

— И теперь тоже. Только… хвастаться, конечно, неприлично, но, я думаю, и ты не из тех, кто «а мы уйдем на Север и переждем»?

— Я его убью. — Жуков нажал на педаль газа. Мотоцикл разразился тем, чем разражаются только мотоциклы. — Запомни: если я узнаю, кто это сделал, я его убью. А там — сажайте меня!

Он описал по двору круг почета и скрылся за деревьями. Катя, еле живая от впечатлений и усталости, поплелась в подъезд.

Она ввалилась в квартиру Гречко, точно Каменный гость в жилище Дон Жуана — в самый глухой и темный час ночи, переполошив всех коммунальных соседей.

Потом они сидели с Ирой на диване и самозабвенно шептались. Потом явился Караваев.

— Собственно, все эти наши… ваши, девочки, выкрутасы ничего не дали, — молвил он жизнерадостно. — Черта с два эта стая и этот белый хмырь захотят рассказать нам что-то полезное. Да и знают ли, и даже если знают — все равно черта лысого от них путной информации дождешься. У них же от тряски разжижение мозгов. Так что колобродили мы тут целую ночь, а результатов — пшик с хвостиком.

— Умолкни, — приказала Ира. — Кать, а какой этот Акела? Похож он на волка?

Катя поделилась впечатлением. Караваев состроил презрительную мину.

— Микки Рурк, — проблеял он ехидно.

— Умолкни. Кать, а ты правильно с ним себя повела, — Ира вздохнула. — Если он и правда так похож на… ну, как говорится, сходство обязывает. «Я прошу твоей защиты» — так несовременно, так романтично!

Катя улыбнулась Караваеву.

— А ты что скажешь?

— Что? Да ничего. Нормально. Ни один настоящий мужик, даже тот, кто только таким прикидывается, не ответит «нет» на просьбу такой вот красулечки. Ты правильно все рассчитала. — Он положил руку на сердце и легонько массировал его. — Так-то агентуру вербуют, так-то… За ясные глазки… Но надо еще посмотреть…

— Что?

— Настоящий ли он, Екатериночка.

— Умолкни, — Ира шлепнула его по плечу. — И знаешь что? До свидания. Три часа ночи. Нам завтра на работу.

— Да? — удивился Караваев.

Катя уже клевала носом в кресле, когда Ира наконец-то выпроводила своего поклонника.

— На боковую, подружка, я тебе на диване постелила. А сама сейчас раскладушку достану. — Она полезла за шкаф. — Нет, здорово ты с ними, молодец.

— Все ложь это, — Катя выдрала себя из мягких подушек и поплелась в ванную. — Все ложь! — крикнула она оттуда.

— Почему?

— Ну, все, что я ему там наговорила, — неправда. Это просто способ втереться в доверие. Твой крем можно взять?

— Бери, желтенькая баночка, — Ира появилась в дверях ванной. — А я думала, он на тебя произвел впечатление…

— Щенок готов утопиться, чтобы укусить луну в воде, — Катя улыбнулась, вспомнив.

— Что?

— Так, ничего. Он мальчик еще совсем.

— Ты же говорила — наш ровесник.

— Я не в смысле возраста. А лгать, оказывается, легко и приятно.

Ира только фыркнула.

— И что теперь будем делать? — спросила она, подавая Кате полотенце.

— Не знаю. Ждать. А что еще?

Тут во входную дверь позвонили.

— Опять Караваев! Ну что ты будешь делать? Его сейчас Сидор Прохорович линчует, — Ира побежала спасать звонившего от ярости разбуженного соседа. — Ой… это вы, ребята…

Катя выглянула из ванной и…

На пороге стоял Кравченко собственной персоной. Из-за его плеча выглядывал Мещерский. Черные усики его забавно топорщились.

Всю дорогу домой Кате казалось, что она превратилась в некую расслабленно-измученную массу: вялое тесто или еще не испеченного Колобка — так мягко, покорно, а главное, глупо-блаженно она улыбалась, отвечая на гневные упреки приятелей.

Их, вернее, его, Кравченко (потому что образ Мещерского плавал в каком-то неопределенном тумане), нежданное появление встревожило, растрогало, раздосадовало, обрадовало и немного перепугало ее…

Они поднимались в лифте. Ехали домой. Мещерский был уже в это время на пути к своей холостяцкой Яузской набережной, пообещав напоследок «серьёзно» поговорить с Катей, «когда это будет уместно».

— Почему ты мне-то не сказала? Ведь они… ты даже не представляешь, что они могли с тобой там сделать! — громыхал Кравченко. — Мы в отделе были, дежурного переполошили. Ну, почему же ты…

— Потому, не спрашивай ничего, — она поднялась на цыпочки, вздохнула и обняла его крепко-крепко, и все его слова сразу запутались в ее волосах.

Его часы, что тикали у самого ее виска, показывали двадцать три минуты пятого. Новый день начинался пасторальной идиллией. Но это было так приятно! Этим совсем не хотелось шутить.

Новый день для Колосова начался с весьма плодотворного совещания — с самим собой. Он явился на работу рано и целый час до оперативки провел, запершись в кабинете. После того как «шеф» всех отпустил, он снова вернулся в свое убежище и снова заперся. Развалился в кресле, закурил сигарету. Затем медленно размотал бинт на правой руке. Язвочки сменились розовыми шрамами: точно кошка цапнула. Что ж, сойдет и так: шрамы — украшение мужчины.

Зазвонил белый телефон — прямая связь с районами. Объявился Коваленко, но ничем не порадовал. На Красной Даче не произошло ничего нового. Киселев охотно и подробно признавался на допросах в прокуратуре в нападении на сторожиху и припомнил еще одну аналогичную попытку с дояркой местного совхоза, не увенчавшуюся, по его словам, успехом. Но больше ничего не выдал.

— Я в лоб про те убийства, как ты и велел, не стал спрашивать, — докладывал Коваленко. — Начал у него на работе выяснять по тем дням, есть ли алиби. На день убийства Калязиной он был в отгуле, а значит, ни подтвердить, ни опровергнуть фабричные не могут, остается жена — а она не свидетель. А вот на брянцевское происшествие алиби есть. Двадцать восьмого мая их главный инженер свадьбу играл. Все начальство допоздна у него гуляло. Киселева под шарами уже утром домой привезли. Вряд ли он сумел бы успеть на электричку и к восьми быть уже за сорок километров в поселке художников. Так что, Никита, два против одного, плюс его задержание с поличным. С камерой все нормально, я лично все устроил. Но пока молчит. Вот такие дела у нас. Я тут до выходных поработаю с ним. Посмотрим, авось что и прояснится.