Джанет аккуратно завернула зуб и вернула его в шкатулку вместе с локоном.

– Думаю, это была взаимная зависимость, – сказала она, когда закрыла шкатулку. – Они нуждались друг в друге, но не всегда были добры друг к другу. Пожалуй, на свой глуповатый манер они заботились друг о друге. У Тревора были проблемы. Он вырос практически без родителей. В подростковом возрасте у него несколько раз были неприятности с полицией и о нем пошла дурная слава.

Ребекка подумала о Рикки и о том, как Эш старался предотвратить именно такую участь для внука Бегущего Ветра. Волна непрошеной нежности к Эшу едва не захлестнула Ребекку. Ощущение родства. Старые чувства, которые она больше не хотела испытывать.

– Наверное, Тревор думал, что он может оставить прошлое позади и начать все заново в Лос-Анджелесе, как хотела Уитни, – сказала Джанет.

– Тревор мог причинить ей вред? То есть если бы он решил, что она предала или обманула его?

– Тревор? Не думаю. – Она выдержала паузу. – Но кто знает, какие монстры могут таиться в голове у мужчины? – Джанет рассеянно посмотрела на шкатулку. – Я была уверена, что отец Уитни никогда не поднимет руку на меня.

– А он это сделал?

Джанет кивнула.

– Поэтому вы разошлись с ним?

Она снова кивнула и закусила губу. И у Ребекки снова защемило сердце. Все мечты этой матери пошли прахом.

– Вы знаете, с кем дружил Тревор?

– У него не было постоянных друзей. Он работал на нефтеносных песках и по другим контрактам на севере. Иногда его приятели приезжали в город и околачивались тут вместе с ним и Уитни. Но я никого конкретно не помню.

– До того как Уитни оставила прощальную записку, она давала понять, что сильно поправила свое финансовое положение?

Джанет резко вскинула голову.

– Забавно, что вы говорите об этом. Ее подруга Ариэль сказала об этом гораздо позже, когда ваш отец уже отказался от поисков. И я думала… я хочу сказать, что Ариэль говорила о весьма значительной сумме. Просто она думала, что это деньги Тревора.

«Все, что я имел. Каждый пенни, который я заработал и сэкономил с двенадцати лет. Все мои сбережения на учебу в колледже».

– Значительная сумма – это сколько?

– Порядка пятидесяти тысяч долларов. Если не больше.

Ребекка изумленно покачала головой.

– На нефтеносных песках можно заработать вполне серьезные деньги, – заметила Джанет. – Хитрость в том, чтобы сохранить их. Большинство парней тратят их с такой же скоростью, с какой и зарабатывают. Одна поездка в город, и дело с концом. Но, с другой стороны, это могли быть не те деньги, которые он сэкономил на контрактной работе. У меня сложилось впечатление, что время от времени он торговал легкими наркотиками. Может быть, он занимался тем же на нефтяных приисках. Многие из этих парней в то время сидели на кокаине.

Ребекка занесла это в блокнот. Но теперь она столкнулась с вопросом, которого боялась больше всего.

– Джанет… – Она кашлянула. – Вы знали, что ваша дочь была беременна?

Джанет безжизненно уронила руки перед собой, как будто локтевые нервы оказались перерезанными. Ее рот слегка приоткрылся.

– А она была беременна? – прошептала она.

– Судя по всему, да.

Молчание. Часы тикали на стене, ветер свистел за окном.

– Внук. Я могла бы иметь внука?

Ребекка дала ей время, чтобы осмыслить это.

– От кого? – спросила Джанет.

– Уитни сказала Эшу Хогену, что это его ребенок.

Джанет прикрыла глаза и сглотнула.

– Эш… он хороший.

– Правда?

Она открыла глаза и встретилась взглядом с Ребеккой.

– А разве нет?

– Я не знаю, – тихо ответила Ребекка.

– Вы думаете, что Эш мог причинить вред Уитни?

– Нет, не думаю.

Но он что-то скрывал. И за годы своей службы Ребекка на личном опыте поняла, что иногда самые близкие люди оказываются самыми ужасными чудовищами. Статистика тоже доказывала это.

* * *

После ухода от Джанет Ребекка снова включила обогреватель в автомобиле и позвонила Эшу. Когда он ответил, она задала простой вопрос:

– Сколько денег ты дал Уитни?

Эш немного помедлил.

– Я же сказал, около одиннадцати тысяч долларов. Это было все, что я имел, тогда детям очень мало платили за работу.

«Все мои сбережения на учебу в колледже».

Ребекка отключилась и сидела, глядя на две проталины на ветровом стекле над выходными отверстиями обогревателя. Возможно, Эш отдал все свои деньги, но это вовсе не дотягивало до пятидесяти тысяч долларов.

Это произошло из-за денег? Из-за сорвавшейся поставки наркотиков? Могло ли это иметь прямое отношение к Тревору и Уитни, но не иметь никакого отношения к Эшу? Могли ли молодые люди прикарманить незаконные деньги, сбежать из города и спрятаться где-то в другой стране?

Но тогда почему Уну Феррис заставили сказать, что они уехали из города на автомобиле с орегонскими номерами? И кто мог заставить ее это сделать? Этот человек должен по-прежнему находиться в городе. Особенно если это связано со смертью ее отца.

«Что я упустила из виду?»

А если Уитни и Тревор на самом деле получили больше пятидесяти тысяч долларов, возможно, наличными, как поведала Солли, и если с ними случилось что-то плохое, то куда делись эти деньги?

Кто мог внезапно стать владельцем целой кучи наличных в 1998 году?

Кто еще владел тайной, за которую стоило убить?

– Нет, я так и не встретился с вашим отцом, – сказал Фрэнк Хатфилд, провожая Ребекку в заднюю комнату своего магазина в Девилс-Батт.

Хатфилд был шестидесятилетним костлявым мужчиной ростом под два метра, с бледным лицом и каймой рыжеватых волос, коротко подстриженных вокруг блестящей плеши на затылке. Он предложил Ребекке пластиковый стул, а сам уселся на краю металлического стола, заваленного бумагами. Вдоль одной стены выстроились кофе-машина, холодильник и микроволновая плита. На другой стене висели разные инструменты и заготовки для ключей.

– Ной позвонил и сказал, что хочет поговорить со мной об этом инциденте со стрельбой двадцатилетней давности, но он не сказал почему. – Фрэнк повертел в руках степлер, лежавший на столе. Его темно-карие, почти черные глаза напоминали Ребекке навозного жука.

– Вы хорошо помните этот случай? – спросила она.

– Господи, кто же не запомнит, как пуля из охотничьего ружья вспарывает подголовник у тебя за шеей? Думаю, Бог призрел меня в тот день. Если бы пуля прошла на дюйм в ту или другую сторону и если бы мой отец ехал чуть быстрее или чуть медленнее, то сейчас надо мной было бы шесть футов земли.