Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Палец, дрожащий на теплом спусковом крючке, словно бы сам собой сгибается.
Выстрел!
Уже не мысль, а так, ее мимолетный контур: я не перевел флажок на автоматическую стрельбу.
Второй выстрел!
Тот, военный за стеной, тоже стреляет. Пуля взвизгивает где-то рядом, чуть выше головы Ника. Он большим пальцем наконец-то перещелкивает злосчастный флажок и дает очередь, крепко вжав приклад АКМ в плечо. Нервы, боль в спине, усталость — ствол ходит ходуном, и все усилия Ника пропадают втуне. Его противник за стеной даже не пытается уклониться, спрятаться — продолжает вести ответный огонь, стоя во весь рост под пулями.
И тоже не попадает. Пули с глухим чавканьем входят в землю, парочка пробивает асфальт.
— Стрелок, твою мать, — цедит сквозь зубы Ник и со злостью высаживает в противника весь рожок.
Вспышка, удар в голову — точно в школьном спортзале, когда во время матча класс на класс в баскетбол ты замешкался и литой резиновый мяч прилетел тебе точно в затылок.
Ник еще успевает удивиться, насколько это не больно — получить пулю в голову, и тьма накрывает его…
Самая страшная смерть — захлебнуться. Вода, источник жизни, превращается в коварного врага. Она заливает нос, рот, дыхательные пути, проникает в легкие, не дает вдохнуть, она душит, давит, убивает…
— А-а-а! — кричит Ник, выгибаясь всем телом.
Спину тут же пронзает болью. Отплевываясь, он садится и бьется головой о фляжку, которую не успевает убрать Хал, ливший воду ему на лицо.
— Ты чё, блин! — испугано кричит татарин. — Псих!
— Где… что?.. — Ник ошалело крутит мокрой головой.
Он видит всё то же слепящее солнце в зените, траву, стоянку, дрожащие контуры зданий. А совсем рядом — Камила с вываленным языком, Эн, как-то мрачно смотрящую на него из-под челки, Цапко возле костра, заляпанный грязью нос «маталыги», и Юсупова, поблескивающего стеклышками очков.
И еще видит совсем близко границу четвертого слоя, ту самую, за которую так и не смог пройти.
Видит изнутри! Вон, за золотистой стеной — она, асфальтовая дорожка, даже дыры от пуль различимы, вон дурацкая обожженная табличка… И лом, косо воткнутый в землю. Лом соединен проволокой с монти shy;ровкой, глубоко вбитой в асфальт на той стороне, в третьем слое.
— А где? — Ник сглатывает, ему никак не удается подобрать слова. — Где этот… которого я… который меня…
— Ты эта… зачем в одиночку? — укоризненно спрашивает Юсупов.
— Куда полез, в натуре? — поддерживает его Хал. — Пить будешь еще?
— Я… нет, не буду. — Ник садится, проводит рукой по лицу, стирая воду. — Как вы прошли… там, где полосы?
— А мы на танке, — объясняет Хал. Он упорно называет тягач танком. — Стрельбу услышали. Очки как дал, блин, по газам — и понеслась! Проскочили… Там глюки какие-то, затмение мозгов.
— Чего? — Ник даже пытается улыбнуться. — Чего затмение?
— Не важно, блин, — легко отмахивается Хал.
— А вы не встречали… — снова спрашивает Ник.
Он хочет рассказать про Борьку, про свидание с человеком, которого давно нет, и вдруг понимает, что не должен ничего говорить, потому что это глубоко личное, это не для всех, а только для одного человека — для него.
— Ты в кого стрелял-то? — в свою очередь интересуется Хал.
— Не знаю, — качает головой Ник. — Там… тут военный какой-то…
— В себя он стрелял, — убежденно говорит Эн. — В себя…
Перекусив под сенью тягача разогретой на костре тушенкой — солнце наконец-то покидает зенит и начинает медленно клониться к западу — исследователи червоточины пьют чай и пытаются выработать план дальнейших действий. Все помнят слова Вольфганга, переданные Филатовым: «Седьмой слой убил меня».
Седьмой слой — это как раз РКБ. Цапко предлагает и дальше прорываться всем вместе на тягаче, делая остановки перед границами слоев.
— Хватит уже. Сперва Бабай… Потом Никита едва не… В общем, я за прорыв. Предлагаю голосовать. И давайте быстрее, у нас каждый час на счету. Я как представлю, что сейчас творится в Цирке…
— Да чё тут голосовать, блин. — Хал треплет вылизывающего банку из-под тушенки Камила по спине. — Ясно же, что в одиночку не пройти. Броня крепка, блин. И танки наши быстры.
Юсупов разбрасывает прогоревший костер, заливает остатками чая головни. Эн забирается повыше, на башенку «маталыги», и в монокуляр долго разглядывает окрестности больничных корпусов.
— Смотреть очень неудобно, — сообщает она через несколько минут. — Все дрожит, плывет. Ничего такого я не вижу.
— Какого «такого»? — спрашивает Ник.
— Странного. Или необычного. Трава, деревья слева и справа, дорога, торговый комплекс «Эдельвейс», автовокзал, еще одна стоянка, машины, будка кирпичная. Потом забор и въезд на территорию. Но это уже в пятом слое. Дальше — просто как растопленный мед. Или янтарь. Только он еще колышется.
Ник, превозмогая боль в спине, лезет на тягач, берет из рук девушки монокуляр. Через некоторое время говорит Юсупову:
— Вилен, поедем до тех ворот. Медленно, не больше десяти кэмэ. Я буду наверху. Два удара по броне — немедленная остановка, понял?
— Эта… поехали, — кивает инженер и лезет в люк.
Цапко, Хал и Эн с Камилом забираются в десантный отсек. МТ-ЛБ выбрасывает длинную сизую струю выхлопных газов и рвет гусеницами стерню. Нику приходит на ум, что тягач похож на гигантское ископаемое членистоногое, этакого стального трилобита цвета хаки. Трилобит ползет по траве, переваливает через беленый бордюр, корежит машины на стоянке и приближается к трансформаторной будке, которую видела Эн. На серых железных дверях будки хорошо видна надпись: «Осторожно! Высокое напряжение!» и треугольный знак с черепом и скрещенными костями.
Ощутив холодок где-то под сердцем, Ник дважды ударяет прикладом автомата по командирскому люку. Юсупов бьет по тормозам. Тягач оседает вперед, гусеницы окутываются пылью. Из десантного отсека высовываются Хал и Эн.
— Чё такое?
— Не знаю, но там высокое напряжение. — Ник указывает на будку.
— И чё? Тока-то все равно нет, блин. Ты это… на шугняке, похоже, а, братан? — Хал усмехается, крутит ладонью у виска.
Ник, подавив в себе острое желание двинуть ему с ноги в челюсть, спрыгивает на асфальт. Из тягача вылезают Юсупов и Цапко.
— Стой! — Эн бежит за Ником. — Не ходи один…
— Ну, пойдем вместе.
Камил, сделав несколько шагов за хозяйкой, вдруг садится у края заасфальтированной площадки, задирает голову и начинает выть. Это настолько неожиданно и страшно, что Ник с Эн возвращаются с половины дороги.