На туалетном столике у нее была коробочка с украшениями и косметикой. Она слегка подрумянилась и подкрасила губы.

Сюзанна, молодая канадка, стояла в нескольким шагах от нее, не сводя темных глаз с этого лица, на котором была видна внутренняя борьба.

Когда мадам де Пейрак повернулась, Сюзанна протянула ей плащ, помогла его надеть и опустить капюшон.

Анжелика ушла быстрым шагом, не дожидаясь епископского писца. Будет ли Монсеньер де Лаваль присутствовать при встрече? Ей не хотелось этого, она предпочитала быть наедине с монахиней. Она не пошла Соборной площадью, а прошла немощеной дорожкой, которая шла мимо мельницы Иезуитов, вышла на Оружейную площадь, на другом конце которой высились укрепления замка Св. Людовика. Ветер превращался в колючий вихрь.

Анжелика увидела солдат, которые бегали, окликая друг друга. Обернувшись на повороте, она чуть не вскрикнула. Гигантское лиловое облако двигалось с невероятной скоростью. Казалось, что армия Бога Мрака устремилась на землю.

Но после поворота за угол стены здания суда все изменилось. Можно было подумать, что ей приснилась эта туча. Ветер стих, и в конце застроенной домами улицы, которая по старой памяти с времен первой дороги, проложенной в канадском лесу, по-прежнему называлась Большой Аллеей, на западе слабо сияло солнце, в бледном свете которого сверкали мокрые черепичные крыши.

Когда она приближалась к монастырю урсулинок, навстречу ей из тени стены появился силуэт иезуита. Анжелика узнала монаха, который в день благодарственного молебна привлек ее внимание своими искалеченными руками и выражением высокомерной невинности.

— Я — отец Жоррас, — представился он, — духовник монастыря урсулинок и исповедник матери Магдалины де ля Круа, которая пожелала сегодня встретиться с вами, мадам.

Очевидно, он будет присутствовать при беседе. Иезуит обменялся несколькими словами приветствия с семинаристом, который присоединился к ним. Она поняла, что он также по просьбе епископа будет присутствовать при беседе, которую вежливые и осторожные священнослужители не называли очной ставкой. По его имени она поняла о причинах, по которым епископ прислал его. Его имя было Дидас Морильо Он был не семинаристом, а молодым священником, которого Монсеньер определил как будущего экзорциста (изгоняющего бесов) епископата.

«Встреча» с матерью Магдалиной впервые давала ему возможность провести исследование этого сомнительного случая демонологии. Дидас Морильо объяснил: «Монсеньер просил меня находиться здесь, чтобы дать ему отчет о беседе. Я должен составить протокол», — добавил он, указывая на пакет, в котором, очевидно, находились бумага и перья Мысль о навязанных свидетелях начала беспокоить Анжелику.

— Кого мы ожидаем? — спросила она.

— Настоятеля де Мобежа.

В этот момент из-за угла здания появился и сам настоятель, придерживая рукой свою широкополую шляпу. Ветер внезапно стих, шляпа и священнические облачения, не раздуваемые ветром, приобрели более торжественный вид, и взаимные приветствия прошли с подобающим достоинством.

Видя себя окруженной черными сутанами, Анжелика начала опасаться, что внезапно появится отец д'Оржеваль. Она не переставала ожидать этого со времени своего прибытия. Она пожалела, что не попросила Жоффрея сопровождать ее, — ведь, в конце концов, отец д'Оржеваль был их общим противником. До того, как он объявил ее приспешницей дьявола, он уже обнажил свою шлагу и поднял свое знамя против Жоффрея де Пейрака, которого считал узурпатором Акадии.

Несмотря на всю ее решимость, когда она посмотрела на высокие стены монастыря, ее охватила тревога.

Но в Квебеке из-за вмешательства пронырливых, веселых, надоедливых, важничающих индейцев ничто не могло быть полностью торжественным и трагическим.

В момент, когда отец де Мобеж собирался поднять бронзовый дверной молоток главных ворот, появился вождь алгонкинов из племени горных индейцев со своей маленькой дочерью. Он пришел передать ребенка монахиням-урсулинкам, чтобы они воспитали ее истинной христианкой. Их сопровождал месье Луи Жолье, который знал их язык.

Жолье представил вождя, которого звали Мистангуш и который носил титул сагамора. Маленькой индианке было пять лет. В глубине лесов ее окрестил миссионер и дал ей красивое имя Жаклина. Ее, похожую на маленькую белочку с черными, как ночь глазами, вел за руку ее отец, татуированный гигант с луком и колчаном за плечами. На, лохматую шевелюру, тщательно смазанную медвежьим жиром, была надета повязка, вышитая жемчугом и щетиной кабана. Края его кожаной туники были вышиты тем же любимым дикарями рисунком, а тонкие ноги были одеты в мокасины с бахромой.

На Большой Аллее появился всадник. Месье де Ломени-Шамбор сошел с лошади и направился к ним. Его прибытие не было случайным. Он просил иезуитов известить его о дне, когда мадам де Пейрак будет в монастыре урсулинок.

— Я был послан в Вапассу, чтобы прояснить данное предсказание и судить о его достоверности. Я хочу сегодня быть рядом с вами, — сказал он.

Он привязал поводья своего коня к одному из колец в стене. Она отвела его в сторону.

— Вы пришли, чтобы мне помочь? — спросила она.

Мальтийский рыцарь улыбнулся.

— Нет! У вас нет нужды в моей помощи, дорогой друг. Но я пришел потому, что, может быть, вам нужен друг? Войдем.

В толстой стене открылась дверь. Все вошли и спустились вниз по нескольким каменным ступеням, которые вели в вымощенный плитами вестибюль. Неожиданно там оказался интендант Карлон, который иногда навещал монахиню, с которой вел оживленную переписку, даже когда находился в Квебеке. Все обменялись приветствиями. Из-за решетки слева голос невидимой сестры осведомился об имени монахини, которую хотели видеть. Затем через другую дверь, механически открываемую изнутри, их ввели в приемную с хорошо натертым паркетом.

Господина Карлона повели в маленькую приемную, где он, сидя перед закрытым решеткой окошком, мог обсуждать со своей благочестивой наставницей вопросы спасения души. Мать Магдалина была оповещена, но предварительно надо было заняться дикарем и его ребенком, из-за чего начало беседы задерживалось.

На вождя произвела впечатление эта обстановка, новая ему и странная. Он смотрел вокруг с робкими жестами и заискивающей улыбкой, странными при его гигантском росте. Горные индейцы обитали от окрестностей Сагена до Лабрадора. Мистангуш проделал длительное путешествие, чтобы добраться до этого монастыря, где обитали белые. Восхищенный, рассматривал он развешанные по стенам картины, на которых были изображены сердца, пронзенные мечами, увенчанные терниями, окруженные языками пламени.

Направо от двери находилась фаянсовая кропильница, из которой каждый брал кончиками пальцев немного святой воды и крестился.

В глубине монастыря прозвенел колокол. Вошла молодая монахиня, послушница, которая приняла неполные обеты, благодаря чему имела возможность принимать у порога учеников. Она нежно обняла ребенка, прижала к сердцу, заговорила с ней на языке индейцев гуронов, который маленькая горянка не очень хорошо понимала, но который был ей знаком. Монахиня целовала и гладила ее грязные щечки, ласкала, чтобы преодолеть ее страх. Она показала ей сушеные сливы и красный мяч.