и девять взбесившихся мерзавцев. Они замерли с пулеметами наизготовку. Их лица позеленели.

Но что случилось? Что?

Не были разве нашими боевыми товарищами эти девять негодяев? Вон тот, Гань, командир первого отряда. Рядом с ним — Ту Эр-е. Лю Тай-бао, командир седьмого отряда… Разве они не соратники нашего командующего?

— Не шевелись! — заорал Гань. — Разговор есть.

Разговор? Чего же тянуть?

Маленький Сань дернул меня за рукав.

— Что стряслось?

— Не знаю.

Впереди меня стоял Те Ню — Железный Бык. Он тоже негодовал.

— Чего они там крутят, черт бы их побрал!

…Окрик Ганя застал Юя, командира нашего отряда, в ту минуту, когда он вместе с командирами третьего и четвертого отрядов прогуливал своих коней. Командиры спешились. Но что они могли сделать? Кусая губы, они следили за каждым движением Ганя и его людей. Наш Юй, по-видимому, тоже не знал, что стряслось.

Все стояли молча, не двигаясь. Наши винтовки, составленные в козлы, находились позади Ганя и его шайки. Бежать до минометов и пушек еще дальше. Попробуй сунуться к своему оружию! Пулеметы Ганя не станут церемониться.

— Слушайте! — рявкнул Гань. — Будет говорить командующий.

Распахнулась дверь, и Чан Да-е предстал перед нами. Он мелковат ростом, зато вынослив — ого-го! Вот он какой, наш командующий! Он водил нас взрывать железнодорожное полотно. С ним захватили мы японский бронепоезд… Кто не знает, как эти черти боятся его! Еще бы, Чан Да-е они предпочитали бы видеть мертвым.

— Тьфу, дьявол! Так это Чан Да-е будет говорить?

Чан Да-е бросил быстрый взгляд на наших командиров и начал:

— Ребята!

— Чего это он, а? — не расслышал кто-то из наших.

— За кого нас принимает? Пулеметы зачем?

— Хватит горланить!

— Да слушайте же! Может, и вправду стряслось что.

— Спокойно, друзья! Давайте послушаем!

— Ребята!.. — То ли от холода, то ли по другой причине, но голос Чан Да-е заметно дрожал. — Мы оказались с вами на дороге смерти. Со всех сторон нас окружают отряды противника. Ребята! Вместе со мной вы…

Порыв ветра унес конец фразы.

— А кто потащил нас на эту дорогу? — Те Ню со злостью сплюнул.

— Надо поскорее наладить связь с нашими в Цзигуаньси!

Эти слова принадлежали студенту… Кого только не было в нашем отряде! Чан Да-е привел пятьсот миньтуаней,[87] затем пришли студенты, крестьяне, солдаты.

— Разве с самого начала не было известно, что здесь кругом японцы? Дался нам этот железнодорожный узел! — злобно процедил кто-то из студентов.

— Видать, Чан Да-е задумал что-то хитрое, — покосился на студента старина Сань. — У него свой план…

— Хитрое? Это верно! Не иначе, завтра налетим на…

— Не разговаривать! — в третий раз рявкнул Гань.

Но его не слушали.

— Старина Гань! Ты что это надумал со своими?

— Случись что, с тобой первым рассчитаемся…

— Братцы, мы… — Чан Да-е не спускал глаз с командира нашего отряда Юя, голос у него все еще дрожал. — Мы отрезаны от своих… Кругом отряды противника. Ребята! Сами скажите: умереть мы хотим или жить?

— Если все равно помирать, так незачем пробиваться!

— Хотим жить!

— Жить!

Многоголосое эхо тысячу раз повторило далеко в сопках: «Жить! Жи-ить!..»

— Верно! — взмахнул Чан Да-е рукой, призывая к молчанию. — И именно для того, чтобы жить, мы с вами…

Большие, навыкате, глаза Чан Да-е, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

— Пойдем до конца! — радостно поддержал кто-то из третьего отряда.

— Верно! Чего там тянуть? Драться так драться! Для того у нас разве пулеметы, чтоб своих же давить?

— Или за дураков нас считаешь?

— Кончай горланить! — Чан Да-е рассвирепел. Краска разлилась по его щекам.

Негодующие выкрики постепенно замерли, как дождь на исходе. Чан Да-е метнул в нас взгляд и быстро заговорил:

— Да! Мы все хотим жить. Но мы пришли на дорогу смерти. Противник превосходит нас силами в три-четыре раза. И пушек у него и орудий — всего хватает… Нам надо найти выход. Если хотим жить, у нас одна дорога…

— Биться до конца!

— Молчать! Стрелять буду! — заорал Чан Да-е не своим голосом.

Все закрыли рты. Только гудели, качаясь, сосны; казалось, снова пошел дождь.

— Ладно, не будем шуметь. Пусть Чан Да-е один говорит.

— Друзья! Вы со мной шли несколько месяцев. Мы как родные братья: встретим горе — пополам, встретим счастье — пополам!.. Горя за это время мы хлебнули немало, счастья пока не видели. Но я не успокоюсь и дам вам хоть крупицу счастья. Вот мое слово!

Счастье! О чем это он? Решается вопрос жизни и смерти. О каком счастье может идти речь?

Я переглянулся с товарищами.

— Братцы, у нас сейчас одна дорога. Не пойдем по ней — погибнем. Пойдем — каждого ждет счастье и благоденствие…

Все замерло. Не слышно было даже дыхания бойцов. Замолчали сосны. Люди, лошади, винтовки, орудия, минометы — все затихло. Все ждали, какую дорогу укажет Чан Да-е.

Глаза командующего скользили по рядам, лицо побледнело. Он широко открыл рот, но не издал ни звука.

Разве так трудно сказать?

Гань и Лю Тай-бао обменялись взглядами с Чан Да-е.

Казалось, вся вселенная замерла.

Но вот Чан Да-е снова раскрыл рот, хотя это стоило ему больших усилий. Говорил он вполголоса, однако слова его, точно гром, потрясли притихших людей.

— Выход только один! Мы должны покориться!

Все в ужасе вздрогнули:

— Как?! Покориться?!

И