— Погодите, — пробормотал он, так близко подлетая к какой-то двери, что одна его рука стала невидимой. — Я слышу голос Олли.

— Отлично. Это означает, что он не в столовой. — Сьюзен махнула ему рукой, предлагая следовать за ней.

— Ш-ш-ш… Я хочу послушать. — С этими словами привидение просочилось сквозь дверь.

Интересно. И что ей теперь делать? Ждать его? Или самой достать шкатулку?

Вздохнув, Сьюзен прижалась ухом к стене, решив дать призраку тридцать секунд, а потом направиться в столовую за шкатулкой.

— Вы не должны здесь находиться, — услышала она чьи-то слова. Мертвый мистер Ботуик был прав: это определенно говорил гигант.

— Не бойтесь, — раздался спокойный голос его собеседника — голос джентльмена с легким деревенским выговором. Мистер Форрестер?! — После истории с вашей гостьей у меня всегда есть чудесное оправдание. Если она спросит, я всегда смогу сказать, что зашел проведать вашу жену. Надеюсь, вы уже купили цепь потолще?

Сьюзен тихо вскрикнула, а затем запоздало зажала рот руками.

— Говорите тише, — сказал гигант, — а то и у стен есть уши, знаете ли.

Дрожа всем телом, Сьюзен отошла в сторону. Она слышала достаточно. Что бы там сейчас ни происходило между гигантом и судьей, мистер Форрестер прекрасно знал всю правду о леди Эмелине и нарочно не вмешивался. В лучшем случае он лицемерный мерзавец. Еще один человек, которому нельзя доверять. Интересно, что ему еще известно?

Она больше не Могла довериться ему. Слишком много она теперь о нем знает. Ей нужен настоящий представитель закона. И она найдет такого, как только приедет в Бат. Только надо вооружиться как можно большим количеством доказательств.

Сьюзен стремглав бросилась вперед по коридору. Она должна украсть шкатулку. Это ее единственная надежда.

В Мунсид-Мэноре стояла тишина, когда Эван вошел в особняк через черный ход для прислуги. Подозрительная тишина. Недавно закончилось время ужина, а он не увидел ни лакеев, ни горничных, не говоря уже о хозяине Мунсид-Мэнора или его преданном псе — дворецком. А это означает, что двое последних заперлись где-нибудь в темном закутке особняка и замышляют недоброе — это если они вообще дома. Где могут быть слуги, Эван понятия не имел. Если только им не дали тех же указаний, какие он дал своим лакеям: «Собирайте вещи! МЫ скоро уезжаем».

Однако, если повезет, ему не придется покидать Борнмут. Во всяком случае, против воли. Теперь, когда судовые журналы сожжены, ему нужно всего лишь добраться до содержимого сейфа, декорированного под шкатулку для драгоценностей.

Эван прямиком направился в столовую. Темно. Пусто. Отлично! Подойдя к камину, Эван взял с каминной полки тяжелую шкатулку для драгоценностей. Ему даже не верилось в такую удачу.

Легкий скрип половицы под чьей-то ногой быстро развеял радостные ощущения.

Прижимая шкатулку к груди с такой же нежностью, с какой отец прижимает новорожденного сына, Эван медленно повернулся, вознамерившись при необходимости обрушить шкатулку на голову Олли. Не для того он так далеко зашел, так близко подобрался к своей цели, чтобы вновь оказаться под угрозой быть повешенным.

Однако в дверях был не Олли, а мисс Стэнтон.

Посмотрев на шкатулку в его руках, она взглянула ему прямо в глаза. Ее взгляд был полон разочарования. Словно она уже начала было думать о нем лучше, но он подтвердил ее худшие подозрения.

Эвана словно ножом по груди полоснули. Он прочел правду в ее глазах: ему никогда не добиться того, чтобы она стала хорошо относиться к нему, никогда не выбраться со дна, на которое он опустился по собственной воле. Но сейчас он не мог отступить — сейчас, когда последняя ниточка, связывающая его шею с петлей на виселице, находится у него в руках.

— Я знаю, что находится в шкатулке, — сказала Сьюзен, делая шаг в темную комнату. — И мне известно, зачем вам нужно ее содержимое.

Эван моргнул и крепче сжал шкатулку. Если ей известно, что лежит в шкатулке, значит, она на несколько шагов опередила его. Если она знает, зачем ему нужно содержимое… это означает, что ей известно все. И его мечты стать когда-нибудь достойным джентльменом, который ухаживает за молодой леди, желающей вступить в брак, навсегда останутся только мечтами.

— Возможно, вы привыкли брать что захотите и где захотите, — тихо, но неумолимо продолжала Сьюзен. — Но сейчас этому пришел конец. — Она замолчала и прикоснулась рукой к цепочке, висящей на шее. — Я надеялась… — Сьюзен вновь осеклась, на ее лице, застыло выражение печали и грусти.

Эван тоже молчал, будучи не в силах придумать хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение своим поступкам. Она леди. Он водяная крыса. Распутник. Вор. Ему так хотелось сказать: «Это не то, что ты думаешь». Как было бы чудесно, если бы он мог заверить ее: «Я не таков, каким ты меня считаешь»! Но он не мог это сделать. Потому что она была права.

Он всегда был ниже ее. И похоже, всегда будет. Она даже не понимает, как низко он пал.

Больше всего на свете Эвану хотелось отбросить шкатулку в сторону; заключить Сьюзен в объятия и пообещать ей стать таким человеком, о каком она мечтает. Но у него нет на это шанса.

Прижав к себе шкатулку, Эван направился к двери, намереваясь выйти, не объясняя своих действий и не пытаясь скрыть собственной грубости.

Сьюзен расправила плечи и подбоченилась. Она была почти вдвое меньше Эвана, но намеревалась задержать его. Отважное решение, особенно если учесть, что шансы на успех у нее минимальные.

И, как всегда, Эван не мог не восхититься ею. Решимость придавала ей смелости, однако в ее глазах все еще поблескивала серебристая капелька надежды. Сердце Эвана дрогнуло. Она все еще хочет ему верить. Надеется, что он опровергнет ее подозрения и опасения. А он собирается разочаровать ее еще больше.

— Отойди в сторону, Сьюзен, — попросил Эван. Говорил он тихо, понимая при этом, что она слышит стальные нотки в его голосе.

Сьюзен с трудом сглотнула и помотала головой. А потом, глубоко вздохнув, сунула руку в карман и вынула нож. Кончик клинка был направлен прямо ему в грудь.

— Извини, — проговорила Сьюзен тихим, но полным решимости голосом, — но я не могу позволить тебе унести шкатулку.

Эван был сам себе ненавистен в это мгновение. Больше всего ему хотелось оказаться в каком-нибудь другом месте, оказаться другим человеком. Будет чудовищно, если его краткосрочные отношения с мисс Стэнтон закончатся таким образом. Но выбора у него не было. Если его повесят, никому не будет от этого пользы.

— Мне очень жаль, — честно ответил он и достал пистолет.

Конечно, он легко выхватил бы у нее нож, да только при этом он мог ненароком ранить и Сьюзен. Эвану хотелось объяснить ей все, оправдывая свои действия, увидеть, как ужас в ее глазах сменяется доверием. Однако несмотря на войну, разыгравшуюся в его сердце, он не мог оставаться в Мунсид-Мэноре ни минуты дольше. Он воспользовался случаем выскочить из столовой со шкатулкой в руках, но восторженная дрожь победы больше не сотрясала его тело.