Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот Дивина оказывается совсем лёгкой добычей. Стоит Джеральдине приблизиться к ней, насмерть перепуганная девушка боязливо втягивает голову в плечи и зажмуривается, будто бы ожидая удара. Психопатка мёртвой хваткой вцепляется в её связанные запястья и грубо дёргает на себя, принуждая Дивину подняться на ноги. Та тихо всхлипывает, но беспрекословно подчиняется — позволяет мамаше Роуэна выволочь себя из клетки и увести вдаль по коридору. Сам Ласлоу ещё секунд тридцать неотрывно наблюдает за оставшимися пленницами, после чего резко разворачивается и скрывается в полумраке.
— Куда они её повели? — спрашивает Аддамс, как только стихает звук негромких шагов.
— В лабораторию, — вяло отзывается Мартен, с явным усилием перевернувшись на спину. Она выдерживает непродолжительную паузу, прежде чем собраться с духом и наконец выдать объяснение. Уже вполне очевидное… Но от этого оно не становится менее жутким. — Они проводят над нами эксперименты… Забирают яйцеклетки, оплодотворяют и вводят обратно.
Oh merda. Господи.
Она невольно зажмуривается. Сердце пропускает удар, чтобы через секунду зайтись в бешеном тахикардичном ритме. Уэнсдэй предполагала что угодно, перебрала в голове с десяток вариантов мотивов, которыми в теории могли руководствоваться преступники, но даже не могла вообразить, что правда окажется настолько пугающей — и настолько отвратительной, что её буквально передёргивает от омерзения.
— Вернее, все медицинские манипуляции проводит только Роуэн, его мамаша в основном ухаживает за нами… — бесстрастно продолжает Клеманс. Её голос звучит абсолютно отстранённо и так равнодушно, словно речь идёт не о ней. — Кормит, водит в душ и всё в таком духе… Но будь с ней осторожна, она неуравновешенная. Лучше подчиняться. За неповиновение жестоко наказывают.
— Мне плевать. Я их не боюсь, — вот только это ложь, прозвучавшая совершенно неубедительно.
Теперь Аддамс становится по-настоящему страшно. Так страшно, что она напрочь забывает о бесплодных попытках освободиться и ложится обратно на жёсткую койку, устроившись на боку и инстинктивно подтянув колени к груди. Длинные пряди распущенных волос падают на лицо — противно щекочут, лезут в глаза, но Уэнсдэй их не поправляет.
Ей даже не хочется знать, с какой целью безумный маньяк вознамерился превратить похищенных девушек в живые инкубаторы.
Ей просто хочется, чтобы всё происходящее оказалось неправдой — всего лишь жутким ночным кошмаром, просто плодом разыгравшегося воображения, не способным причинить реального вреда. Да, именно так. Стоит только посильнее ущипнуть себя за руку, и бетонные стены мгновенно исчезнут, стальные оковы спадут, а она проснётся в своей комнате в родительском поместье.
Oh merda, она ведь совсем позабыла о родителях… Даже не успела подумать о них в водовороте невообразимого дерьма.
Мама, должно быть, уже оборвала все телефоны в бесполезных попытках до неё дозвониться, а взволнованный отец пачками глотает таблетки от давления.
Отогнать гнетущие мысли никак не получается.
Что, если она больше никогда не увидит собственную семью? Что, если она больше никогда не вернётся в родной Нью-Джерси? Что, если она никогда не выберется отсюда?
Уэнсдэй даже не знает, какой сейчас день.
Сколько времени прошло с тех пор, как она оказалась в ловушке? Как долго она валялась в отключке? Возможно, прошло уже больше семидесяти двух часов — и теперь полиция и сердобольные волонтёры развешивают её фотографии по всей округе с яркой надписью: «Внимание! Пропал человек!».
Сколько раз она видела подобные кричащие заголовки на фонарных столбах и остановках общественного транспорта? И никогда всерьёз не задумывалась, какая именно жуткая история кроется за каждой такой листовкой.
По статистике, в Штатах ежегодно пропадает без вести около шестисот тысяч человек.
И теперь она одна из них.
Но Клеманс продолжает говорить — рассказывает медленно, подробно и обстоятельно, неотрывно глядя в низкий потолок каменного мешка. Её слабый и какой-то совершенно механический голос вкручивается в сознание Аддамс словно кюретка для лоботомии, не позволяя абстрагироваться.
— Раньше тут была лаборатория ветеринарной фармацевтической компании. В клетках содержались животные, на которых тестировали новые препараты. Но лет двадцать назад случилась вспышка сибирской язвы, и лабораторию прикрыли. Папаша Роуэна тут работал, подцепил заразу и умер.
Хм. Ясно. Отец трагически скончался, а семейство дружно слетело с катушек.
Вполне классическая история — всё как по книжке о становлении личности очередного серийного маньяка, основанной на реальных событиях. В детстве Уэнсдэй читала подобную литературу взахлёб. Тогда это казалось невероятно увлекательным.
Помнится, все работники публичной библиотеки в Джерси-Сити косились на неё с нескрываемой настороженностью. Жаль только, что она упускала из виду другие книги — истории реальных жертв похитителей. Возможно, такое чтиво могло бы оказаться более полезным.
— Хочешь пить? — вдруг спрашивает Мартен спустя несколько минут звенящей тишины.
Да. Ей чертовски хочется пить.
Но озвучить свои желания вслух не выходит.
Уэнсдэй только молча кивает, даже не будучи уверенной, что Клеманс это видит.
— У меня есть немного воды… — сообщает сестра Торпа. — Но я не уверена… Не уверена, что смогу встать. Сил совсем нет.
Как ни странно, эти простые слова действуют немного отрезвляюще. Oh merda, какого чёрта она разлеглась и позволила себе так позорно расклеиться? Если продолжать бездействовать, она рискует превратиться в копию несчастной Клеманс — живой скелет, обтянутый кожей, не имеющий элементарной возможности принять сидячее положение. Нет, такого допускать нельзя. Пока что у неё ещё есть силы.
А значит, надо бороться.
Уэнсдэй резко садится на кровати, опустив босые ноги на шероховатый бетонный пол.
Цепь наручников натягивается, холодная сталь впивается в ноющие покрасневшие запястья, но мимолётная вспышка боли подстегивает её к активным действиям. Она наклоняется вперёд, осматривая ножки койки — к счастью, они не приварены к полу. Отлично. Можно попробовать сдвинуть. Аддамс поднимается на ноги, сдувает со лба мешающую чёлку, а потом вцепляется обеими руками в ржавые прутья изголовья и тянет на себя. Проклятая кровать со скрипом сдвигается влево на пару сантиметров.
Мышцы по-прежнему кажутся ватными, будто бы окоченевшими. Каждое движение даётся с невероятным трудом, грёбаная койка явно весит не меньше пятидесяти килограмм, но спустя несколько минут Уэнсдэй наконец удаётся дотащить тяжеленную металлическую махину до левого края клетки. Клеманс без особого энтузиазма наблюдает за её усилиями, повернув голову набок — а потом просовывает руку под подушку и вытаскивает оттуда пластиковую бутылку, на одну треть заполненную желтоватой водой.
Расстояние между клетками составляет не больше полуметра, плюс ещё шагов шесть-семь от койки до решётки.
Сестра Торпа болезненно морщится, приподнимаясь на локте — её руки тоже связаны верёвкой, но на вид совсем
