– Да, отец.

– Помолитесь.

Кассандра толкнула дверь исповедальни и ушла, не сказав ни слова. Священник только успел испустить долгий вздох, как появилась новая девушка.

– Отец, простите меня, ибо я согрешила, – вздохнула девица в порыве волнения, опускаясь на колени со сцепленными в молитве руками.

– Слушаю вас, мое дитя.

– Я влюблена.

Девушка нервно ждала ответа священника. Когда он, наконец, заговорил, казалось, что он говорит неохотно:

– Пожалуйста, расскажите подробнее.

– Я знаю, что я не единственная, но с тех пор, как рыцарь Ордена Дракона, рыцарь д’Имбер, посмотрел на меня…

– Юная леди, еще одно слово об Энндалоре д’Имбере, и я обещаю вам, что лично поговорю с вашей матерью, чтобы вас поместили в монастырь! Что в нем такого замечательного? Не отвечайте. Выбросьте все эти нездоровые мысли из головы. Вы прощены, идите с миром.

Дверь в кабину священника скрипнула и захлопнулась за ним.

– Но… я люблю его, – пробормотала разочарованная девушка, стоя перед пустынной кабиной для голосования. Уставившись на решетку, Брисеида прикусила губу, чтобы подавить непреодолимое желание рассмеяться.

Девушка долго не решалась, но в конце концов вышла из исповедальни. Почти сразу же ее место заняла молодая женщина.

– Отец, простите меня, ибо я согрешила, – сказала она, садясь. – Отец?

Она оглядела пустое пространство за решеткой, разделявшей две части исповедальни. Через мгновение дверь кабины священника открылась, и Брисеида услышала, как он опустился на табурет.

– Я слушаю вас, дитя мое.

Брисеида вздрогнула. Голос Уголина Попьяна, тонкий и чистый, но с мечтательной тягучестью, был узнаваем из тысячи. Голос, так не соответствовавший ожиданиям, которые можно было бы возлагать на священника, твердую и обнадеживающую фигуру… Молодая женщина, казалось, тоже колебалась, обеспокоенная присутствием Уголина.

– Я испытываю определенное влечение к человеку, который, как я знаю, не является… скажем так… не за такого человека мой отец хотел бы, чтобы я вышла замуж.

– Вы сообщили ему об этом?

– Моему отцу?

– Нет, этому мужчине.

– То есть… Я смогла поговорить с ним напрямую только один раз, и мы были не одни в комнате, но я видела в его глазах любовь, которую он испытывал ко мне… Он был так добр…

– И он обещал, что ваше имя войдет в историю на многие века, если вы выйдете за него замуж?

– Дело не в этом…

– Однако дело должно быть в этом, если мы говорим об этом мужчине.

– Я же не назвала вам его имя.

– Но мы с вами знаем, о ком вы говорите.

Молодая женщина на мгновение замешкалась:

– Вы, должно быть, считаете меня наивной.

– Люди говорят, что я наивен, потому что мечтаю о луне. Другие будут называть вас наивной только потому, что вы выражаете свои желания. Но тот, у кого нет желаний, воистину наивен.

– Как вы думаете, я должна рассказать ему о своих чувствах? – спросила молодая женщина, переполняясь надеждой.

– Разве вы бы не хотели, чтобы он поступил так же, если бы был на вашем месте?

– Да, конечно, – ответила она с теплотой в голосе.

– Так что я вас прощаю при условии, что вы пойдете до конца.

– Спасибо, отец! Как, по-вашему, мне стоит поступить?

– Не разговаривайте с рыцарем д’Имбером, вместо этого покажите ему свою любовь. Ведите себя как труй-де-нуй.

– Прошу прощения?

– Как женщина-монстр, такая отвратительная, с огромными бедрами и обвисшей грудью.

– Я знаю, кто такая труй-де-нуй.

– Разорвите перед ним платье и бросьтесь на него, облизывая его лицо посреди толпы.

– Отец!

– Если он увидит, что вы способны сделать это из любви к нему, не боясь потерять лицо на публике, тогда он может быть уверен в природе вашей любви.

Молодая женщина резко встала и изучила фигуру священника за деревянной решеткой.

– Я знаю, что это вы, Уголин Попьян…

– Настоящая любовь не должна прятаться от всего. Вы убьете двух зайцев одним выстрелом: сказки и легенды будут говорить о вас вечно. Именно этого вы хотите, не так ли?

– Как вам не стыдно, отец, говорить такие вещи!

– Аминь.

В ярости молодая женщина выбежала из кабинки.

Брисеида бросилась вниз по выступу, прежде чем услышала, как захлопнулась дверь будки. Она проскочила зигзагом между статуями, шагнула через портьеру и вовремя заслонила собой следующую девицу, которая продвигалась к исповедальне. Брисеида одарила ее властной улыбкой, повернулась и пошла к Уголину, прежде чем та успела запротестовать. Она села на колени у деревянного выступа, соединила руки и объявила:

– Отец, простите меня, ибо я согрешила.

– Я слушаю вас, дитя мое. Что является предметом ваших мучений?

– Вы, отец.

– Я сомневаюсь… – сказал отец Попьян после минутного колебания. – Не тот ли великий рыцарь Ордена Дракона?

– В вас есть удивительная… честность.

– Господь любит ясность образов, которые указывают прямо на его сердце.

– Пожалуйста, помогите мне обрести эту ясность, прошу вас.

Сквозь деревянную решетку, разделяющую две исповедальные кабинки, Брисеида не могла ясно различить выражение лица Уголина. Но его длинное белое лицо словно озарилось, когда его маленькие черные глаза заглянули в душу своей новой подопечной.

– Чтобы ясно видеть, лишите зачарованную ее лунной оболочки.

– Вы уже говорили мне это, – ответила Брисеида. – Я больше не вижу зачарованных фей. Вы не можете дать мне что-то более конкретное? Я должна увидеть вуивра до завтра.

Уголин рассеянно улыбнулся:

– Зачем?

– С помощью его камня я хочу найти замок Ольхового короля.

– Замок Ольхового короля… Нужно искать его госпожу.

Брисеида не осмелилась перебить его. Уголин наконец-то отреагировал так, как будто ему задали разумный вопрос. Она с нетерпением ждала продолжения.

– Но что ищет госпожа? – продолжил он. – Что она потеряла?

– Свою мечту? – предположила Брисеида.

– Именно.

Его голос был окрашен волнением, как будто он смаковал каждое слово их странного разговора:

– Что является природным элементом, что все еще ищет свою мечту?

– Элемент, что…

– Кто тот, кто играет с иллюзиями, – лихорадочно продолжал Уголин, – кто всегда искажает свой образ, чтобы казаться и тем, кто он есть, и тем, кем он не является?