Затем она услышала шаги, тихие, приглушенные, отдающиеся эхом. Вокруг была кромешная тьма, за исключением крошечной полоски света у дверцы. Кэт дрожала, зубы ее стучали от холода и страха, нервы заледенели, даже мозги заныли от холода. Запах был отвратительный. Пластик и формалин, хвоя и прогорклый жир, смешанный с запахом гниющей плоти.

Что-то щелкнуло, будто пистолетный выстрел, и холодильник наполнился светом. Кэт в ужасе огляделась. Оказывается, это единая огромная камера. Она увидела еще несколько белых тел. Свет шел из дальнего конца холодильника. Она услышала, как вытащили наружу поднос, затем последовало ворчанье, глухой тяжелый удар, потом более молодой голос – Кэт узнала голос сына Мориса Долби – произнес:

– Отец заказал второй холодильник. Может вместить еще девятерых.

– Самое время.

Кэт пыталась унять дрожь и лежать не двигаясь, стараясь дышать как можно тише, но пластик под ней шуршал, трещал. От холода у нее заболели уши, она понимала: в любой момент ее могут заметить, поднять крик, выволочь наружу. Она ждала этого, надеялась на это – все, что угодно, лишь бы выбраться отсюда, избавиться от того, что лежало под ней, от этого холода.

Кэт услышала звук скользнувшего подноса, оглушительное щелканье, отозвавшееся гулким эхом, и снова оказалась в кромешной тьме. Шаги удалялись. Исчезла и узкая полоска света, проникающая через уплотнитель дверцы.

Темнота.

Ее не заметили. Что-то глухо стукнуло под ней, и на мгновение она испугалась: а вдруг тело, на котором она лежит, двигается? Кэт касалась щекой головы трупа и, желая избавиться от этого, попыталась приподняться. Резкая боль, звук удара – она задела головой ребро металлического подноса, который был над ней. Пришлось снова опустить голову на прежнее место – твердый череп мертвого мужчины или женщины под собой.

Сердце трупа билось.

Через мгновение Кэт поняла, что это биение ее собственного сердца – работающего насоса в мертвой тишине. Холод высасывал из нее оставшееся тепло, он, словно жидкость, струился по шее, по волосам, залил ее руки в перчатках, обутые в ботинки ноги. Дрожа от холода, она невольно прижималась к трупу, который лежал под ней.

Кэт с трудом вытащила фонарик, включила его, но тут же пожалела об этом. Лучше не видеть белый тугой сверток под собой, как и другие белые тугие свертки, молчаливо, неподвижно лежащие вокруг. Холод становился невыносимым, она не могла его больше выдерживать. Морис Долби прав: тут никто долго не продержится. Кэт прислушалась к шуму собственного дыхания, взглянула на часы. Прошло полчаса, как она вошла в это здание.

Она приоткрыла дверцу на несколько дюймов и подождала. Тишина. Тогда она стала дюйм за дюймом продвигаться назад, скользя по телу, чувствуя, как оно подпрыгивает под ней, и наконец встала на ноги, не в силах унять дрожь. Некоторое время она стояла, прислушиваясь. Ничего, кроме воя ветра. Упала капля из крана. Кэт захлопнула холодильник и чуть не бегом устремилась к выходу – через комнату для бальзамирования, мастерскую, мимо гробов. Она открыла пожарную дверь и выглянула во двор. Дверь гаража, распахнутая раньше, была теперь закрыта.

Кэт тихонько притворила за собой дверь, пересекла двор и с трудом взобралась на ворота. На улице было пустынно. Она спрыгнула на мостовую и побежала к своей машине, чтобы согреться и наконец избавиться от переполнявшего ее ужаса. И тут она вспомнила, что забыла повесить ключ на место. Она заколебалась, не вернуться ли обратно, но решила, что это слишком рискованно. Она вынула ключ из кармана и бросила его в сточную канаву.

Кэт с облегчением уселась на место шофера, включила двигатель, обогреватель и радио, не выбирая станции, просто для создания шумового эффекта. Затем закрыла глаза и, пытаясь справиться со слезами разочарования, стала размышлять, пробиваясь к здравому смыслу сквозь сумятицу и ужас, царящие в ее голове, сквозь отчаяние, полностью нарушившее ее равновесие.

Что-то не то. Что-то она упустила. Что-то в похоронном бюро было не так. Нужно бы вспомнить, но она слишком продрогла. На ум ничего не приходило. Какая-то мелочь, не более.

Господи! Ведь на эксгумации были и другие люди. Они тоже смотрели в гроб – и Кевин Дональдсон, и могильщики. И представительница коронера, и Джудит Пикфорд, и врач.

Возможно, никто ничего не сказал потому, что действительно не случилось ничего необычного: именно так и должен выглядеть гроб, когда его открывают через короткий промежуток времени после захоронения. Возможно, Терри Брент прав. Возможно, они все правы, возможно, это просто измышления сошедшего с ума мужа, который цепляется за всякую чепуху, и глупой репортерши, погнавшейся за дешевой сенсацией.

Кэт возвращалась домой с низко опущенной головой. Очутившись в своей квартире, она бросила пальто на диван и долго стояла под горячим душем, который полностью смыл запах смерти с ее кожи и волос. Но только не запах поражения – он остался.

Четверг, 25 октября

Атмосфера в суде была мрачной. Прессу на утреннее заседание допустили, однако публике войти не позволили. Пять обвиняемых, спокойные, тихие над вид мужчины средних лет, сидели на скамье подсудимых. За ширмой рядом с судьей в парике и мантии десятилетняя девочка рассказывала обо всем, что с ней произошло, рассказывала в деталях, спокойным, иногда даже бодрым голосом. Кэт восхищалась ее выдержкой.

После ленча допустили публику. Давали показания родители девочки. Потом механик, который продал одному из обвиняемых автомашину. Зал суда, величественный и театральный, с высокими потолками и галереей с балюстрадой, был битком набит репортерами, членами семей и друзьями жертв и обвиняемых, студентами-юристами и любопытствующими. Художники из трех газет зарисовывали судебный процесс.

Кэт механически заполняла страницу за страницей стенографическими знаками, а мысли ее в это время вертелись вокруг Салли Дональдсон. Вчера она лежала в постели, не в силах заснуть, снова и снова обдумывая одни и те же мысли. Неясно, что с ногтями. В понедельник они были сломаны под корень, а прошлой ночью стали вдруг самим совершенством. Настоящие длинные ногти.

Однако это ничего не меняет. Не меняет того факта, что Салли Дональдсон была похоронена заживо.

Сегодня в суде было жарко и душно; Кэт надела тот же красивый костюм, только сменила блузку. Она вытащила из сумочки ежедневник с алфавитом, открыла его на нужном месте и просмотрела еще раз, с кем ей предстоит встретиться: церковный служитель, который первым услышал стук, служка, несший покров, – он признался, что слышал, как в гробу что-то шевелилось; один из местных жителей, заявивший, что слышал крики; служащий морга; Джудит Пикфорд. Но все окажется напрасной тратой времени, если отчет патологоанатома будет отрицательным. А из того, что ей сказала прошлым вечером по телефону мать Дональдсона, Кэт поняла: так оно и случится, если только анализ жидкостей не покажет что-нибудь новое. А как сообщил ей жизнерадостный доктор Марти Морган, если не ищут каких-то определенных химических веществ или лекарств, то, вероятнее всего, подобный анализ ничего не даст.