– Это будет стоить мне целое состояние.

Ехидная улыбка Ванденберга. Мне нравится этот парень.

– Отмщение стоит дорого, – говорит он.

Мне это стоило целое состояние. Двенадцатого мая общее количество контролируемых мною миноритарных акций, выкупленных или сгруппированных при Ассоциации, составило триста тысяч. Через два дня их будет уже триста пятьдесят тысяч. Затем каждый час цифры в таблицах Розена в комнатах офиса на Пятьдесят девятой улице будут меняться. Число акций будет расти с неистовой силой прилива. «Будущая цена акции согласно публичной оферте» плюс десять процентов, которые брокеры с подачи Розена пообещали любому акционеру, согласному уступить нам акции, приводит к тому, что одна акция уже обходится мне в четыреста восемнадцать долларов, при этом я смогу продать ее этому старому мерзавцу Феззали всего за триста тридцать. Утром двадцать второго мая, подведя окончательные итоги, добавив вознаграждения, бонусы и расходы на брокеров, королевские гонорары Ванденберга, Лупино и Розена, зарплаты их помощников, обещанные премии, чтобы выкупить сотни тысяч ценных бумаг себе в убыток, огромные издержки, которые я нес со всех сторон, взятки, которые нужно было давать здесь и там, я окончательно убеждаюсь, что стал беднее на тридцать два миллиона шестьсот тысяч долларов.

Но результат налицо, и он завораживает меня своей невероятной дерзостью. Мартин Ял выставил свою публичную оферту о выкупе акций; он заплатил за акции (продав, кстати, группу, которую украл у моего отца) двести пятьдесят четыре миллиона шестьсот тысяч долларов и еще что-то, учитывая дополнительные расходы. Он уже потратил двадцать миллионов из своих резервов, размер которых, скорее всего, не превышает шестидесяти миллионов. В то раннее утро четверга двадцать второго мая, когда в номере отеля Pierre я делаю свои записи и любуюсь восходом солнца над Центральным парком, мне приятно думать, что он, вероятно, тоже подводит свои итоги. В Женеве или Цюрихе – не знаю где – он, скорее всего, уже наслаждается победой.

В Нью-Йорке шесть часов утра. Я не спал всю ночь, предыдущие ночи были такими же волнительными, и я слишком напряжен, чтобы закрыть глаза. В Швейцарии уже полдень.

Ял, вероятно, за своим столом, он любит во всем порядок, пунктуальность, строгость. Я беру трубку телефона и набираю номер банка на набережной имени генерала Гизана в Женеве.

– Я хотел бы поговорить с господином Мартином Ялом лично.

– Кто спрашивает?

Первое имя, которое приходит в голову:

– Принц Анри Орлеанский.

Через несколько секунд я слышу ледяной голос, окрашенный немецким акцентом:

– Как приятно слышать вас, Ваше Высочество.

Я молчу. В наступившей тишине слышно только его дыхание. И он на другом конце линии все больше обеспокоен этим молчанием.

– Алло? Алло? Алло?

Вешаю трубку. Без четверти восемь выхожу на улицу утреннего Нью-Йорка и не торопясь иду вверх по Пятой авеню, не спеша выпиваю две чашки кофе – ужасные, как одна, так и другая. Несмотря ни на что, день выдался теплый, и улица выглядит оживленной. Уже почти девять часов, когда я наконец вхожу в офис на Пятьдесят девятой улице. Розен и Лупино уже на месте. Черные глаза Розена встречаются с моими, и он отвечает на мой вопрос еще до того, как я успеваю его задать:

– Триста тридцать девять тысяч выкупленных акций, сто тридцать пять тысяч сгруппированных при Ассоциации. Всего четыреста семьдесят четыре тысячи.

– Вы ждете еще каких-нибудь изменений?

– Пожалуй, нет. На мой взгляд, мы залили полный бак.

В сотый раз с той минуты, как, отказавшись от сна, который никак ко мне не приходил, я решил встать, смотрю на часы: девять утра. Срок публичной оферты Мартина Яла заканчивается через двадцать четыре часа и пятьдесят восемь минут. Я сажусь, чувствуя тяжесть в ногах.

– Четыреста семьдесят четыре тысячи акций в…

Звонит телефон. Лупино поднимает трубку и передает ее мне.

– Франц?

Это Феззали.

– Франц, звоню из римского аэропорта. Я сейчас улетаю. Один из моих дядей, мой любимый дядя очень болен. Он живет далеко в пустыне, где нет ни телефона, ни телеграфа, ни радио. Два дня, чтобы добраться, два дня на месте, два дня, чтобы вернуться назад. Шесть дней, в течение которых никто не сможет со мной связаться, даже по самым важным вопросам. Никто не сможет, Франц. Вы меня понимаете?

– Понимаю.

Тишина на линии. В это время в комнату входит Филипп Ванденберг. Вероятно, он тоже не спал, но чисто выбрит и безупречно выглядит, в отличие от Розена, который похож на усталую лошадь. Я говорю ему и остальным:

– Никто не сможет связаться с Феззали в течение ближайших шести дней.

Я не стану уточнять, что Феззали – единственный, кто распоряжается сотнями миллионов долларов, депонированных в частный банк Мартина Яла. Мои партнеры, как и я, понимают всю важность поступившей новости. Только что заработал еще один механизм ловушки. Я заканчиваю подсчеты, которые были прерваны звонком Феззали: четыреста семьдесят четыре тысячи акций по триста восемьдесят долларов – это сто восемьдесят миллионов сто двадцать тысяч долларов.

То, что Мартин Ял по закону обязан выплатить. И он должен будет выплатить эту огромную сумму в промежутке времени с того момента, когда я выставлю на продажу те четыреста семьдесят четыре тысячи акций, которые находятся в моем распоряжении, и до окончания срока действия выставленной им публичной оферты.

Само собой разумеется, что я оставлю ему как можно меньше времени. И это будет разыграно через несколько часов.

По мнению Скарлетта, Лаватера и его следователей, по всем нашим оценкам, в четверг, двадцать второго мая, Мартин Ял располагает в лучшем случае шестьюдесятью миллионами долларов и не обязательно в непосредственном распоряжении. Это в лучшем (для него) случае. И самое главное, это означает, что ему нужно будет найти сто двадцать миллионов долларов в течение времени, достаточного разве что для того, чтобы перейти на другую сторону улицы.

Он рассчитывал на помощь Феззали и даже хранил его деньги в сейфах своего банка. Но злосчастное отсутствие ливанца и его строгий приказ заместителю «НИКАКИХ ОПЕРАЦИЙ!» делают деньги, на которые так надеялся Ял, недоступными.

– Ход шестой, молодой Симбалли: предъявите ему блоком и как можно ближе к закрытию срока действия публичной оферты наибольшее количество миноритарных акций, выкупленных вами или сгруппированных при Ассоциации по защите прав миноритарных акционеров. Он не сможет за них заплатить. Он обратится к Феззали: закрытая дверь по причине, о которой вы знаете. Мартин Ял, несмотря на этот последний удар, все равно не потеряет надежду найти кредит у других финансовых групп. Он попытается это сделать. В конце концов, у него все еще остаются десятки миллионов долларов, а самое главное – у него все еще есть банк. Вот тогда вы должны предать огласке дело, о котором упоминали…