С трудом сглатывая, сцепляю зубы и заставляю себя. Вскидываю взгляд и цепенею. Варя не плачет. Другие резервы подключая, демонстративно кивает. На голове не нимб, а центурионовский шлем загорается. Знаю, чем чревато. Будет стебать. Лады, лишь бы не плакала. Даст Бог, вывезу.

– Поэтому меня сюда привез, Бойка? Потому что не нужна, привез? Очень интересно!

– Секса хочу. Тупо ебаться. И все, – мрачно подбиваю я. – Понимаешься, родная? – последнее вырывается помимо моей воли.

Вашу мать…

Замечаю, как Варя тянется к моему лицу рукой. Прикрывая веки, собираюсь позволить ударить. Заслужил. Более чем. Готов физически ответить. Но она не бьет. Просто прижимает ладонь к моей щеке. Резко распахивая глаза, снова смотрю на нее. И не знаю, то ли это в Вариных зрачках взрывы происходят, то ли они лишь отражают то, что происходит внутри меня. Выдаю какой-то отрывистый хрип и жадно вбираю все, что есть.

– Только секса, говоришь? – задыхается Варя. – Ты ебливая скотина! Животное! – сердито, но тем же шепотом ругается она.

Не кричит. И я, потеряв остатки сил, вновь прикрываю веки. Трусь об ее ладонь, как та самая скотина. Поймав запястье, в открытую вдыхаю запах. Пару секунд ломаюсь и прижимаюсь губами. Варя вздрагивает и в какой-то момент совершает попытку отдернуть руку. Не пускаю. Раскрывая губы, надсадно выдыхаю и размашисто прохожусь языком. Целую уже влажно. Впиваюсь в тонкое запястье, как голодная псина в единственно доступный источник питания. Кусаю. Сосу. Ласкаю. Заполняют салон эти дикие звуки вперемешку с двухсторонним громким утяжелившимся и участившимся дыханием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Кирилл, – шепчет Варя совсем другими интонациями – дребезжаще, тоскующе, отчаянно, нежно. – Кирилл…

И вот тогда меня по-настоящему накрывает. Перехватив ее влажную от моей слюны руку, резко дергаю всю на себя, пока не сталкиваемся ртами. От избытка чувств тут же задыхаемся. Кислорода не хватает, но вместо того, чтобы полноценно закачивать его, мы рывками, но пытаемся целоваться. Трясет нас обоих, будто именно этот контакт служит источником самого высокого электрического напряжения. Стонем вовсю, трещим и, давясь, даже кашляем. Не стесняемся никаких натужных животных звуков. Не боимся, хотя уже убивает.

Долго осознать не могу, что снова целую Любомирову. Я просто делаю это, и все. Лижу и засасываю на инстинктах. Прижимаю так, что зубами бьемся. И пью, пью бесконечно. Кусаю неосторожно, местами до крови растираю.

– Прости… – зализываю раны. – Прости… – но оторваться не могу.

– Тебе что, никто не дает? – отталкивая меня, пытается воевать Центурион.

Сама же дышит так громко и отрывисто, чуть не плачет. Вот теперь, когда броня наша тает, на грани слез.

– Какие, блядь, «никто»? Только тебя хочу. Слышишь? – голос срываю. Ломает его и перебивает сиплыми, режущими нотами. – Что ты мне сделала? А? Весь месяц как конченый дрочер! Знаешь, кого представляю, пока тягаю? Знаешь? Тебя, Любомирова! Что ты мне, блядь, сделала?

– Сам знаешь, – задушенно молотит она. – Сам знаешь, что это такое… Я тебя…

– Стой! – грубо торможу, потому что этот уровень не вытащу. – Не об этом сейчас. Просто секс. Просто… Я… Горю и жажду твоих прикосновений… Чтобы ты трогала… Киса… Киса, ты же меня сама никогда не трогала… – можно ли быть еще более уязвимым? Наизнанку просто. Не свернуть обратно. – Киса… Родная…

– Как не трогала, Бойка? Что ты такое говоришь? – взволнованно оправдывается, хотя все еще в гневе. – Трогала!

– Член мой не трогала… Никогда не трогала… Почему?

Ступор. Такого явно не ожидала. А я выдаю. И продолжаю выдавать:

– Хочу тебя… Варя… Иди сюда, – смещая ладони, скольжу по спине.

Сжимая талию, толкаю к себе. Но она неожиданно упирается руками мне в грудь. Отталкивает не ломки ради, на полном серьезе.

– Нет! Отстань… Не хочу… Мне твой «просто секс» не интересен!

– Сюда иди, блядь… Не просто… Ну иди ты сюда… – не способен я уже остановиться. – Киса… Родная… Не просто…

– Нет… Нет… Ненавижу тебя!

Вот теперь бьет. Даже лупит ладонями, но я не то что боли не ощущаю. Не осознаю, куда прилетает. Единственной здравой мыслью стучит: не навреди. Поэтому не скручиваю ее, как мог бы сделать раньше. Пока я осторожничаю, Варя, извернувшись, дергает дверь. Та, естественно, не поддается. Но Центурион не сдается. Шустро юркнув между сиденьями, перебирается назад. Заторможенно выдыхая, слышу, как она тарабанит там по двери. И… бросаюсь следом. Массивное тело в тот момент, словно гуттаперчевое, принимает нужную форму и изгибы. Быстро просачиваюсь, буквально врываюсь. Когда зацепляю рукой Варю поперек талии и валю на сиденье, она визжит так громко, что я глохну. Порываюсь зажать ей рот ладонью, но она вдруг резко замолкает.

Какое-то время темноту рубит лишь наше сорванное хриплое дыхание.

– Я бросила пить таблетки… – сообщает таким тоном, будто это должно меня остановить.

– Я вытащу, – обещаю без промедления.

– Бойка… – сердито выдыхает.

Собирается еще что-то придумать. Я же падаю полностью. Забираясь ладонями ей под свитер, сдаюсь.

– Я пытаюсь не думать о тебе. Я, блядь, изо всех сил стараюсь. Но… Сука, не получается ни хрена… Варя, родная… Я скучаю… Как зверюга, киса…

Глаза закатываются, потому что она скользит ладонью мне по голове. Гладит, хотя стоило бы хорошенько треснуть.

Дыхание соединяется. Застывает, образуя трескучую тишину. А потом в какой-то момент мы одновременно слетаем с катушек. Быстро срываем одежду с себя и друг с друга. Опыт сказывается – я Варю полностью раздеваю. Ни одной нитки на ней не оставляю. С себя же с ее помощью толстовку срываю – улетает на передние сиденья. Ремень выдергиваю. На джинсах только пуговицы глухо тарабанят. Рывок – вниз по бедрам вместе с трусами.

– Бойка… Бойка…

– Ох, блядь… Ты пахнешь… Охуеть... Моя… – дернувшись выше на сиденье, подминаю Варю под себя.

– Ах… Ш-ш-ш… – трясет ее, едва член ко входу приставляю.

– Что?

– Горячий… – выдыхает горячее.

До дрожи пробивает.

– Ты тоже…

И мокрая.

Готовлюсь к взрыву. Знаю ведь, как ощущается. Но, блядь, едва толкаюсь внутрь нее, стону, хриплю и рычу – все в кучу. Раскатывает так, что чуть на этом толчке и не кончаю. Все тело – туда-сюда – пронизывают огненные спазмы. Носятся, словно молнии. Мозг и прочее содержимое из головы выталкивает бесконечный надрывный гул. Сердце размножается. Выпускает тысячу клонов. Все они разлетаются – часть по напряженному телу, часть и вовсе наружу, натягивая от меня и до неба искрящие нити. Там наш Уран. Или Нептун. Похрен. Я с одного толчка в полной нирване. Запретной, дикой и острой. И тут тоже в этот момент похрен.