Первым увидел Аме Хьюго! Девушка застыла на пороге: платье измято, испачкано, а кое-где и порвано, волосы в ужасном беспорядке рассыпались по плечам, но глаза буквально светились счастьем, а губы были полуоткрыты от невыразимого восторга.

В то же мгновение, когда у Хьюго захватило дух и он не мог произнести ее имени, будто слова застряли у него в горле, герцог обернулся, но не к леди Изабелле, а к двери. Аме с криком, эхом прокатившимся по комнате и вызвавшим поток слез у Изабеллы, бросилась через всю комнату к Себастьяну и замерла в его объятиях.

— Ах, монсеньор, монсеньор! — проговорила она голосом, дрожащим от переполнявшей ее радости. — Я вернулась, я снова здесь, а думала, что больше уже никогда не увижу вас!

Она прижалась лицом к его плечу, а его светлость крепко обнимал ее, пытаясь одной рукой пригладить разметавшиеся по плечам локоны девушки.

— Аме, вы целы и невредимы! Ах, милая моя! — воскликнула Изабелла. — Благодарю тебя, боже! Слава богу!

Аме вдруг сильно побледнела, словно ее внезапно охватила слабость, а потом, прежде чем поняла, что ей необходимо на что-нибудь опереться, чтобы не упасть, Хьюго подхватил ее на руки и помог сесть в кресло.

— С вами все в порядке, Аме? — спросил герцог.

Голос его был тихим и ласковым, Хьюго успел заметить, как что-то вдруг изменилось в выражении его глаз, и был изумлен, осознав, что во взгляде Себастьяна прочитал нежность.

— Да, монсеньор.

Аме подняла на него глаза:

— Я боялась до отчаяния, думала, что никогда не убегу и когда умру, вы могли бы поверить той лжи, которую они вам могли бы поведать обо мне.

— Что с вами сделали? Где вы были все это время? — спросила Изабелла, сидя в кресле.

Но казалось, что ни герцог, ни Аме ничего не слышала. Они продолжали смотреть в глаза друг другу, и сияние глаз девушки, вызванное обретенным счастьем, отражалось в глазах Себастьяна.

— Я все время думала о вас, монсеньор, — говорила Аме. — И хотела быть такой же смелой, как вы. Я знала, что вам было бы стыдно за меня, если бы я начала рыдать и молить о пощаде, поэтому я молчала, хотя внутри меня жил страх, переполнял ужас, который мог заставить меня закричать и делать такие вещи, которые я никогда бы не сделала при обычных обстоятельствах. И только воспоминания о вас, монсеньор, и о вашей храбрости позволили мне уберечь себя от бесчестья.

— Вы не ранены? — поспешно спросил герцог.

— Теперь, когда я вернулась к вам, со мной уже ничего не случится, — ответила Аме.

Казалось, последние слова замерли на устах девушки.

На самом деле ей можно было бы и не отвечать. Глаза Аме и Себастьяна и так говорили все, что им нужно было знать друг о друге. Удары сердца девушки отзывались ударами сердца в груди его светлости, руки были сплетены.

Теперь во всем мире они были одни и ничто вокруг не существовало. Обо всем остальном они забыли: и о страхах девушки, и об опасностях, через которые ей пришлось пройти, о ее внезапном появлении в этом особняке, об Изабелле и Хьюго, молча взирающих на них. В этом мире для них остались только солнечный свет, теперь более ослепительный, более золотистый, чем когда-либо прежде, и упоение блаженством, охватившим девушку и герцога.

Долго стояли Аме и Себастьян словно зачарованные, им казалось, что они одни во всей Вселенной и время вдруг остановилось; мужчина и женщина, соединенные величайшей силой на небесах и на земле — силой любви.

И лишь голос Изабеллы вернул их к реальности.

— Ваше платье, Аме! — воскликнула она, будто только сейчас заметив состояние наряда девушки. — Что вы с ним сделали? Вы что же, лежали в нем на земле? Оно такое грязное, советую вам подняться вместе со мной наверх и сменить ваш наряд на что-нибудь более подходящее.

— Нет, нет, сначала давайте послушаем рассказ Аме о том, где она была, — возразил Хьюго, но Изабелла решительно покачала головой, не соглашаясь с ним:

— Наша девочка устала до изнеможения. Позвольте же ей сначала переодеться и чего-нибудь поесть, а потом уже она все нам расскажет.

Медленно, с трудом Аме оторвалась от Себастьяна.

— Мне так много надо рассказать вам, мадам и месье Хьюго, — сказала она, повернувшись к Изабелле, — но я была бы очень признательна, если бы вы позволили мне перед этим что-нибудь поесть. За весь прошедший день у меня во рту не было ничего, кроме куска черствого хлеба.

Честно говоря, я очень хочу есть.

— Боже правый, ничего не ела! — повторила Изабелла слова Аме. — Бедная моя! Тогда, конечно, прежде всего вам обязательно надо поесть. А платье может подождать, хотя боюсь, что оно настолько грязное, что обязательно запачкает кресло.

Девушка уселась за стол, и хотя, по ее же собственным словам, была ужасно голодна, ела она с трудом, ограничившись несколькими кусочками омлета и глотком кофе. Она поискала глазами герцога, тот подсел к столу, молча глядя на девушку, погрузившись в собственные мысли.

Хьюго внимательно смотрел на девушку и герцога, понимая, что на тот вопрос, который леди Изабелла задала его светлости непосредственно перед появлением Аме в этой комнате, можно дать однозначный ответ уже сейчас, не дожидаясь, пока Себастьян произнесет хоть слово.

Когда девушка закончила свой завтрак и поставила чашку на стол. Изабелла обратилась к ней:

— Ну все, меня снедает любопытство, очень долго длится ваше молчание. Вы обязательно должны сейчас же рассказать нам, что с вами случилось, или заявляю, что у меня начнется приступ меланхолии, потому что силы мои на исходе.

Аме рассмеялась:

— Не хотите, чтобы я сначала переоделась, а потом уже приступила к своему рассказу? — Видя, что Изабелла уже готова что-то ответить, поспешно добавила:

— Нет, нет, мадам, я пошутила. Конечно, вам хочется поскорее узнать о моих приключениях, вам будет интересно.

— Интересно! — воскликнула Изабелла. — Ну и слова вы нашли, моя милая. Всю ночь меня терзали ужасные предчувствия. А в это время Себастьян ходил по самым злачным местам Парижа, пытаясь отыскать ваши следы.

Да что там говорить, ведь он вернулся буквально за минуту до вашего появления здесь.

— Неужели это так? — спросила Аме.

— Да, все правильно, — ответил герцог.

— Тогда вы наверняка в конце концов нашли бы меня и сами! — воскликнула девушка. — Как было бы чудесно, если бы вы освободили меня оттуда!

— Какая разница, — проговорил герцог, — главное, что вы вернулись домой. Ну а теперь расскажите нам, что с вами приключилось в ту ночь.

Все так же сидя за столом, девушка приступила к рассказу о своих злоключениях. Она поведала им, как была обманута тем господином в садах Трианона, посажена в карету Франсуа и еще каким-то человеком. Потом девушка рассказала о маленьком Жане и его матери, Рене, и как в самый последний момент в лачугу явился Франсуа и сообщил о том, что девушку должны будут убить в эту ночь, а ее тело потом выловят из Сены с отвратительным памфлетом, зажатым в кулаке.