Слезы и глубина переживаний в ее голосе, казалось, на какое-то время парализовали Хьюго. Он посмотрел на нее так, будто увидел в первый раз, а потом губы его вдруг зашевелились, словно Хьюго изливал потоки слов, чтобы объяснить Изабелле причину их размолвки. Но прежде чем он успел издать один звук, хотя бы прошептать имя Изабеллы, дверь в комнату распахнулась и на пороге появился герцог Мелинкортский.

Изабелла вскрикнула и вскочила на ноги.

— Себастьян! Вот и вы наконец! Где вы пропадали?

Что вам удалось узнать? Нашли вы Аме?

Она молниеносно задавала вопросы один за одним.

Герцог только отрицательно покачал головой и, пройдясь по комнате, сел за стол. В бледном свете, проникающем через окно, он выглядел усталым и утомленным. Его камзол и бриджи были измяты, к высоким сапогам прилипла грязь. Видя, что Хьюго смотрит на него в немом изумлении, герцог проговорил сухо:

— Вы должны простить меня за этот вид. Ночью мне пришлось совершить долгий путь пешком.

— Пешком? — воскликнула Изабелла.

— Да, пешком, — ответил герцог. — Я и понятия не имел, что трущобы Парижа могут оказаться столь отвратительными, что лачуги, которые располагаются вдоль набережной, считаются пригодными для жилья.

— Но как вы оказались в таких местах? — спросила Изабелла. — Умоляю, расскажите нам все с самого начала!

Герцог вздохнул.

— Это будет история моей полной неудачи, — проговорил он, — но позвольте мне сначала поесть и чего-нибудь выпить.

Хьюго вскочил с места.

— Пожалуйста, простите меня, Себастьян, — извинился он перед герцогом. — Просто я очень внимательно слушал вас и забыл позаботиться о вас. Вы будете вино или кофе?

— Пожалуйста, велите подать вина, — ответил его светлость. — А кроме того, я уже сам распорядился, чтобы слуги принесли чего-нибудь поесть. Я очень проголодался, у меня такое чувство, словно прошло уже много лет с тех пор, как я вышел из дома.

— Но почему вы шли пешком? — удивилась Изабелла. — Разве нельзя было нанять экипаж?

— Если бы я появился в тех местах в карете да еще запряженной четверкой лошадей, меня там неминуемо забросали бы камнями, — ответил герцог. — Я находился среди парижской черни и наслушался от них таких разговоров, которые заставили меня содрогнуться от страха не только за судьбу короны, короля и королевы, но также за будущее каждого благородного человека или «аристократа», как они называют их сами, в любом уголке Франции.

— Вы действительно надеялись найти Аме в этих местах? — спросила Изабелла.

— Я думал, что там найду ее быстрее, чем в любом ином месте, — ответил он.

— Так вы больше уже не подозреваете кардинала де Рогана? — уточнил Хьюго.

Герцог отрицательно покачал головой.

— Уже нет, — ответил он. — Я поверил ему, когда он заявил, что совершенно ничего не знал о похищении Аме.

Я всегда могу определить, когда человек лжет, поэтому я абсолютно уверен, что кардинал говорит правду, когда он, во-первых, дал мне честное слово благородного человека, а затем поклялся и как священник, что не имеет ни малейшего представления о том, что девушку похитили.

— Был ли он любезен с вами, Себастьян? — полюбопытствовала леди Изабелла.

— Безусловно. Он принял меня с большим достоинством и с той мерой дружелюбия, которая позволила мне довериться ему, — ответил герцог. — Сначала мы оба избегали касаться того инцидента, который произошел у него во дворце в тот памятный вечер, но потом, когда я уже собирался уходить, кардинал сказал мне следующее:

«Надеюсь, что ваша подопечная будет возвращена вашей светлости быстро и абсолютно невредимой.

Я много думал над тем, что она сказала мне в ту памятную ночь, и не уставал удивляться: неужто эта юная девушка обладает способностью глубже вникать в суть вещей, чем это дано обычным людям?»

— А затем, — продолжал герцог, — словно пожалев о том, что заговорил на эту тему, кардинал добавил:

«И все-таки я в высшей степени доверяю графу Калиостро. Он — один из посвященных. Однако его мистические возможности, разумеется, находятся вне пределов понимания большинства обычных людей, с которыми ему приходится общаться».

— И что же вы ему на это ответили? — поинтересовалась леди Изабелла.

— В тот момент я был не готов возвращаться к этому вопросу, а потому просто откланялся, — ответил герцог. — Но я вернулся из дворца его преосвященства с твердым убеждением в том, что этот пресловутый Калиостро просто загипнотизировал кардинала, подавив все лучшие качества его натуры. Теперь его преосвященство верит в чудотворную силу этого шарлатана, но я уверен, что в глубине его сердца остается тревожная мысль, что если такие люди и являются чудотворцами на самом деле, то источник их магической силы отнюдь не божественного происхождения.

— Ну так, если кардинал непричастен к похищению Аме, тогда кто же? — спросил Хьюго.

— Я думаю, что могу ответить на ваш вопрос, — ответил герцог Мелинкортский. — Теперь можно точно сказать, что она была похищена по приказу герцога де Шартре.

— Боже праведный! Но зачем ему заниматься такими делами? — воскликнула Изабелла.

— Пока я бродил всю ночь по парижским трущобам, узнал много чего об этом человеке, — ответил его светлость, — и теперь я столкнулся с очень большими трудностями: как мне совместить то новое, что стало известно о нем сейчас, и свое собственное мнение, которое я составил о Филиппе де Шартре после наших встреч. Но в одном я уверен совершенно точно: герцог де Шартре привел в действие огромные массы людей столь ужасных, столь сокрушающей силы, которые, без сомнения, похоронят и его самого.

— Перестаньте говорить загадками, Себастьян, — с недовольным видом потребовала леди Изабелла, — и лучше расскажите нам, что вы имеете в виду.

— Мне и самому хотелось бы найти подходящие слова, чтобы описать вам то новое, что мне удалось узнать, — сказал герцог. — Прежде всего хочу заметить, что идею мне подал его преосвященство, когда, убеждая в своей полной непричастности к похищению девушки, спросил: «А у вас лично, ваша светлость, и у мисс Корт были враги в Париже?»

— Когда он задал вопрос, — продолжал герцог Мелинкортский, — я понял, что он подозревает какого-то конкретного человека, я в то же мгновение подумал о герцоге де Шартре. Во Франции я могу считать своим врагом только Филиппа де Шартре. Полагаю, что он не слишком обрадовался тому, что мне удалось сбежать из его замка.

— Да, но все же похищение молодой девушки слишком жестокая месть, — проговорил Хьюго.

— Я целиком согласен с вами, — ответил его светлость, — но тем не менее это вполне соответствует тому, о чем нам доводилось слышать, причем дела совершаются не только им лично, но и его приспешниками. От людей, с которыми мне пришлось общаться этой ночью, я узнал, что герцог де Шартре является только ширмой для деятельности многочисленной группы мужчин и женщин, являющихся гораздо более опасными и жестокими, чем он.