своего уровня. Достижение нирваны человеком есть поднятие силы (синтез) до высшего уровня. Жертва Бога неназываемого есть снижение своих вибраций до всех нижележащих планов, собственно это создание всех этих планов бытия (Бог не есть бытие или небытие. Каждый план, существуя сам по себе, как пассивная сила (женская), рождает активную силу нижележащего плана (творческую). Огонь Божественный — дитя Матери Мира. Парафохат и Панфохат за пределами умозрительных или словесных спекуляций, но Фохат достигает искрами уровня земного, и человеческая искренность ведет к знанию и силе Истины. Искренность устремления — сила, ведущая на путь Знания. Стоячий воздух мертв, но ветер стремящийся — это сила Фохат, имея на высших планах основу тонкоматериальную (грануляции Фохата), на нашем уровне — активная сознательная пространственная сила. Точнее, сверхсознательная или подсознательная, т. к. не имеет личностного аспекта. Как бы часть этой силы нераздельной, сконцентрированной вокруг человека его сознательной волей, и будет индивидуальным началом Безличного Огня. Только сила огненных мыслей и стремлений высоких дает человеческому сознанию возможность подняться над стихийным аспектом Огня (Фохата), т. е. стать пассивной блаженной (нирвана) сущностью (силой), источником сил, творчества, жизни и материи нижележащих планов материи и сил. И все они будут окрашены его индивидуальностью. Человек, достигший нирваны или паранирваны, — Логос, Демиург всего нижележащего. И каждый план имеет своего Демиурга. Стихийные духи — создатели мира материального.

Любовь — единая сила творящая. Воздух неподвижный мертв, но устремленный ураган сметает все. Камни и глина в селевом потоке или лава кипящая — все устремленное лишь силу имеет. Сердце Великое и сердце человеческое — единый двигатель, который творит, устремляясь к тому, что любит. Какое сердце не устремится к прекрасному? Творчество — это поток, возносящий несовершенное к высотам гармонии, и сердце, вечно стремясь к совершенству, жертвует собой, опускаясь в слои низкие и несовершенные, помогая им возвыситься. Жалеющий представляет себя на месте жалеемого и жалеет тоже себя, и сказано: «Жалость — сопли, и не поскользнутся ли оба на них?». Но сострадание — есть принятие на себя части чужого страдания, давая возможность ближнему подняться, облегчив его ношу. Если вся беспредельная Вселенная в Духе едина, то где в ней «дальние» — все ближние. Можно ли поставить личное блаженство выше всеобщего страдания? Если любовь и сострадание — это одна сила самоотречения радостного, сила жертвы, торжественной во имя любви к страждущим, то что выше — пожертвовать всем ради любви или пожертвовать самой любовью ради блаженства?

Змей всегда закушает свой хвост. Противоположности сходятся. И абсолютное все есть абсолютное ничто. И блаженство Высшее, не отличающее миг от вечности, и блаженство полного идиота, обделавшегося с ног до головы с блаженной улыбкой, пускающего слюни, — не слишком ли похожи? Оба сверхдовольны, и обоим ничего не надо и не хочется. След от миллиардов лет блаженства — тот же миг, исчезающий, и вряд ли достойно человека стремиться к этому. Кто тогда осудит пьяницу или наркомана — они тоже ищут блаженства, разница только в методах и понимании степени, но не в сущности, а судя по земным меркам, очень низка их сущность.

Отдых хорош только до снятия усталости, дальше это называется иначе (и лень тоже), после прекращения процесса восстановления сил. И кто же это мог устать и обессилеть бесконечно?

Мы комментируем словами в уме все, что осознаем, т. е. познаем сознанием земного ума. Создаем мыслеформы, одетые в форму слов и условных понятий. Если этот процесс прекратить — познание потечет по руслу подсознания — прямого знания от впечатления. И если раньше любое необходимое знание мы извлекали из своего состава, опять-таки через тот центр формирования речи, который мы привыкли называть сознанием, т. е. он был привратником нашей кладовой памяти, и все приходилось тащить через узкую проходную, то теперь мы вместе с дверями проходной сносим заодно и стену, и нам уже нет необходимости бегать туда-назад за каждым словом даже, теперь у нас все знание сразу в своей безмолвной нерасчлененности — Единстве. Процесс познавания — это взятие части известной и ее сравнение с неизвестной. Но если мы взяли сразу весь свой опыт всех предыдущих жизней (не только человеческих), то в сравнении с ним многое оказывается уже известным — на том уровне сверхсознания это уже всезнание, и только необходимость отделения его части для передачи другим людям в форме слов или прямой передачи — воздействия заставляет расчленять целое, формируя из этих отрезков подобие земного сознания (ограниченного).

Мысли, произвольно возникающие в уме при медитации или психоанализе (пассивном) как неразварившиеся кусочки в кипящей похлебке — всплывают и тонут, это частицы, несостыкованные с общим составом сущности, не полностью ассимилированные или вновь возникшие при переборке «крупных» осколков в алгоритме ума (его склонностях и пр.), они могут быть и очень высокими, и низкими, могут быть даже чужеродными уму и просто хранятся до возможности создания подходящей комбинации, т. е. сравнительно безвредной (в духовном смысле) для общего состава. Каждый имеет достаточно много мыслей, которые, будь они ясно осознаны, в тот же момент могли бы остановить сердце, т. е. убить. Ведь мысли и сердце — это источники энергии и как таковые требуют синхронизации и страдают от встречных токов. Энергии мысли привлекают и энергии тела (кровь и пр.), и когда они вступают в противоречие (поступки — это те же мысли воплощенные), может быть и головная боль как протест этому ментальному давлению), и инсульт — это уже когда зашкалило за прочность сосудов, и обморок — когда все энергии мозга парализованы, и страх — тоже паралич психической энергии.

События в жизни бывают почти нейтральные, радостные, поражающие, потрясающие, ужасные, неожиданные, но всегда между событием (или известием о событии) и мыслью осознания, которая и определяет нашу реакцию на это событие (гнев, радость, злоба и пр.) проходит некоторый промежуток времени, который-то и нужен организму для выработки соответствующих гормонов (или выброса их запаса) в кровь, что и определит оцепенение от ненависти или побледнение от страха, дрожь от напряжения или испарину. Но если в этот миг малый на долю секунды мысленно обратиться к Духу (просто как бы взглянуть на него), то реакция и будет только духовной (спокойной, стойкой, терпимой, благожелательной). А если для эксперимента опять проиграть в уме получение известия и позволить оторваться, то реакция станет неуправляемой. Невозможно собрать осколки взрыва в целый снаряд.

В известном мультике волк пытался под разными обличьями проникнуть в музей, но был разоблачаем и изгоняем с позором. Так и осознание ненужности или вредности поступка, желания или мысли не дают им проникнуть