Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, конечно, — с покорностью послушной дочери ответила она и подумала: «А что мне еще остается? У меня за душой — ни копейки. Ну, вернусь я в Москву, и что я там буду делать с двумя детьми?..»
Здесь же в течение целого дня она видела малышей, только когда их приносили ей кормить. А так — они то спали, то с ними возились бесчисленные обитатели дома.
Когда приехал Яан, все домочадцы высыпали во двор, чтобы присутствовать при радостной встрече. Посреди двора стояла мама с близнецами на руках. Яан выпустил из руки сумку, подошел к ней, посмотрел на малышей, широко улыбнулся и схватил обоих. Лика стояла, привалившись к стене дома. Все начали оглядываться в поисках ее и дружно загалдели, обнаружив. Яан с детьми на руках подошел к ней, улыбнулся и поцеловал в щеку.
Так Лика воцарилась в шумной семье выходцев из Африки. Прошел год, а Лика все еще с изумлением смотрела на свою чернокожую родню. И, впадая в состояние прострации, спрашивала себя: «Что я здесь делаю? Как я очутилась здесь?.. Неужели вот эти два мальчика с жесткими курчавыми волосами и кожей, словно испачканной светлым шоколадом, мои сыновья? А этот мужчина — мой муж?..»
Она хотела поехать с детьми в Москву, но ее родители предпочли сами приехать в Испанию, чтобы взглянуть на внуков.
По их вымученным, жалким улыбкам Лика поняла, что сердца их обливаются кровью. Они были в восторге от малышей, но им так хотелось, чтобы они были похожи на них.
— Ты, доченька, не обижайся, — говорила мать Лике, — но наши друзья не одобрят твоего выбора. Будут приходить к нам, чтобы взглянуть на диковинных детей.
— В будущем, несомненно, тут уж ничего не поделаешь, — продолжал отец, — вообще весь мир потемнеет. Так, видно, предрешено. Но пока, Россия — это белый остров в афроарабской Европе. Поэтому для всех наших — ты вышла замуж за испанца Хуана.
— Да! — смущенно опустив глаза и теребя платок, — спохватилась мать. — Мы бы хотели, чтобы ты сфотографировалась с каким-нибудь белым мужчиной. Повсюду много туристов, мы разговоримся с каким-нибудь и сфотографируем вас. Можно и детишек белых попросить подержать. А то, когда вернемся, надо же будет показать фотографии внуков и зятя, — вздохнула мать. — Но ты не обижайся, Мы возьмем снимки мальчиков… они ведь наши… Мы их всем сердцем полюбили… — глотая слезы, говорила она.
Лика, словно окаменев, выполняла все, о чем просили ее родители. Они уехали, провожаемые шумной пестрой толпой новых родственников. Лика на их фоне смотрелась белой лилией на плитке черного шоколада.
«Никогда… никогда… — засело у нее голове, — я не пойму этих мальчиков. В них нет ничего моего…»
По ночам ей часто снились два беленьких мальчугана, которых, как она была уверена, ей подменил на черненьких Отец Всемогущий.
Между Ликой и Яаном была только физическая близость. Теперь Лика тосковала по нордической любви Игоря, утомившись от бурных ласк мужа. Когда Яан уезжал из дому, она слонялась из угла в угол, словно подыскивая, куда вбить гвоздь, на который можно было бы накинуть веревку.
Однажды Лика вышла из дому и, незаметно для себя, оказалась на берегу моря. Села на теплый песок и устремила взгляд на необъятную синюю даль.
«Какую же я сделала глупость! — пересыпая песок из ладони в ладонь, думала она. — Надо было выйти замуж за старичка Пьера. Жила бы я сейчас на Лазурном берегу. Старичок бы холил, лелеял меня, а я… — у нее дух захватило, — а я бы — то в Ниццу, то в Канны, то в Биарриц, то в Париж…»
Пережив столь сильную гамму ощущений, она поняла, что еще не все в ней мертво. Она вскочила, широко развела руки, запрокинула голову и прошептала:
— В Москву!..
Дождавшись возвращения мужа, Лика завела с ним разговор:
— Я не могу так жить. Ты все время в разъездах, а я сижу дома.
— Но у меня такая работа.
— А мне от тоски хоть на стену лезь.
— Ничего не поделаешь.
— Значит, нам лучше разойтись, — рискнула проговорить она и замерла, ожидая его реакции.
Яан с удивлением посмотрел на нее. «В принципе, не такая жена мне нужна, — подумал он. — Раньше, когда мы с ней встречались, она была заводная, озорная, а теперь точно мумия ожившая. Худая, бледная… шатается, как тень, по дому».
— Детей, — начал он. Лика оцепенела в ожидании его слов. — Детей я тебе не отдам.
Лика сползла по стене на пол. Она не смогла выдержать такого нервного напряжения. Она панически боялась, что он скажет: «Детей возьмешь с собой».
— Ох!.. Ох!.. — стонала она, а по щекам лились радостные слезы.
— Пойми, я не могу позволить, чтобы мои сыновья жили в чужой семье.
Лика подняла на Яана заплаканные глаза и проговорила:
— Я все понимаю. — «В Москву!.. — кричало у нее все внутри. — В бетонные стены, в холодные зимы, в тоскливую жизнь без копейки за душой, но в Москву!..»
Москва сияла перед Ликой величественная, прекрасная… Огромный остров пока еще белой страны…
* * *
Стромилин прилетел в Москву, будто не на самолете, а на своих крыльях. Увидев среди встречающих Миллу, он поднял руку и потряс свидетельством о разводе.
— Я свободен! — обхватил он Миллу. — Завтра же мы идем в загс!
— Ты… — она хотела сказать «ненормальный», но, рассмеявшись, произнесла: — Необыкновенный! Едва получив свободу, ты хочешь вновь лишиться ее.
— Быть с тобой — это быть свободным от тоски по тебе. Неужели не понятно?
Но пока им не суждено избавиться от тоски. Милла Лиманова-Стромилина поет, собирая полные залы по всему миру. Игорь по-прежнему работает в Англии. Они тоскуют друг по другу. И поэтому Милла неподражаемо исполняет блюзы.
Увы, так бывает, что у людей несовместимые профессии. Но если они любят друг друга… это не столь важно.
Каждый год Милла с Игорем приезжают на Синэ-Лёко к Тони, и тогда вновь к удивленной луне взлетает голос, унося неизбывную русскую тоску в иные галактики…