— Похоже, ты собираешься настоять на своем.

— Брендан, ты устал. Честно говоря, я тоже. Он покачал головой.

— Я просто валюсь с ног.

— Очень жаль это слышать. Ничего, отдохнешь, когда мы покончим с этим.

— По-моему… э-э… тебя ждут внизу.

— Я тоже жду. Причем прямо здесь.

Подойдя вплотную, Брендан протянул к ней руку. Элинор попыталась увернуться, но не успела. Словно железные тиски сжали ей запястья. Глаза Брендана жгли ее огнем.

— Прошу вас, присядьте, графиня!

— Но я не…

Брендан угрожающе навис над ней, словно гора.

Сейчас Элинор боялась, что он заметит дрожь, сотрясавшую ее тело. Силы вдруг разом оставили ее. Она поникла. Как жаль, что рядом нет Алена, с тоской подумала она. Конечно, он был ей только другом, а не возлюбленным… не так, как когда-то Брендан…

Но Брендан пришел за ней.

Элинор не хотела, чтобы он догадался, что ее неудержимо влечет к нему, — одна только мысль о том, что это может оскорбить память об Алене, мучила ее.

— Проклятие, Элинор, скажи же что-нибудь! — прорычал он.

— Повторяю: Изабель лжет, — устало прошептала она.

— Может быть, тогда ты скажешь мне правду? — Руки Брендана вцепились в подлокотники кресла, лицо вплотную придвинулось к Элинор.

— Ах вот как! — разозлившись, бросила она. — Хочешь узнать правду, да? Так вот — у меня и в самом деле будет ребенок!

Брендан отпрянул, точно она ударила его хлыстом.

— От меня? — Я…

— Когда он должен родиться? — Элинор поежилась.

— Я не уверена…

— Когда?

— В ноябре.

— Итак, я повторяю: ребенок от меня?

— Предположим, я скажу «да». Ты поверишь? — бросила она.

— Поверю: Потому что хорошо знал твоего мужа. И знаю тебя. И не сомневаюсь, что это не ты подсыпала ему отраву. Я верю каждому твоему слову. К тому же я слышал, что сказала Изабель.

— Откуда Изабель знать?

— Ответь мне, Элинор. Ребенок, которого ты носишь под сердцем, — от меня?

— Ты уже сам, кажется, все решил.

— И все равно — я хочу услышать это от тебя.

Неужели он в таком бешенстве просто потому, что ребенок от него? Или прав был Ален, утверждавший, что для такого человека, как Брендан, родная кровь дороже всего на свете?

Элинор стиснула зубы.

— Да.

Долгое время он молчал.

— И ты рассчитывала дать моему ребенку имя другого человека?

— А что мне было делать, по-твоему?! — взорвалась она, вскочив с кресла. — Мне пришлось выйти замуж за Алена. Я должна была! Даже король Филипп предупредил, что, если я не сделаю этого, тебе не жить! Неужели ты рассчитывал, что ради тебя я предам Англию, предам свой народ…

— Свой народ? — саркастически протянул он. — Уж не тех ли, кто так жаждал увидеть твою голову на плахе?

— Не все англичане такие, как Фицджеральд! — крикнула она. — Ты же собственными глазами видел, что жители Клэрина ждали только моего слова, чтобы броситься на помощь!

— Я их ни в чем не обвиняю.

— А Клэрин! Это…

— Клэрин — это просто клочок земли. И ничего больше.

— Нет! Клэрин — мой дом! Там живут те, кого я люблю! Тогда и твоя Шотландия — не больше чем клочок земли! — в ярости крикнула она. — Однако ты вернулся сюда, чтобы сражаться и, если нужно, умереть за нее! Но она нужна Эдуарду — и он придет, чтобы отнять ее у тебя! Можешь сколько угодно обманывать себя, ликовать в восторге от своих побед, пить с друзьями и радоваться жизни… ты все равно проиграешь!

— В один прекрасный день мы победим.

— Ты погибнешь.

— И все равно мы победим. Даже если я погибну.

— И когда? Когда он придет, этот день?! — крикнула она. — Еще недавно у меня был дом, я должна была дать жизнь ребенку…

— Дети растут и в Шотландии.

— Да… для того, чтобы сражаться и чтобы умереть.

— И английские дети тоже. — Элинор сделала глубокий вдох.

— Как ты не понимаешь? Я вышла замуж за Алена. А ты был где-то далеко, в своих северных лесах. Что мне было делать?

На скулах у него заиграли желваки. Если даже в глубине души Брендан и понимал, что она права, он не признается в этом никогда.

— Не знаю. Но теперь Ален мертв.

— Да, — прошептала она.

— И этот ребенок будет носить мое имя.

«Ребенок будет носить мое имя». Он сказал это так, словно отдавал приказ.

— Что за вздор! Как ты сам этого не понимаешь? Что за имя будет у него, когда он родится, коль скоро его мать обречена жить с клеймом убийцы на лбу? Нет, я должна стереть это пятно… я должна оправдаться!

— Ты не вернешься в Англию. Ты вышла замуж, потому что у тебя не было выбора. Теперь ты останешься в Шотландии, потому что я так решил.

Элинор всплеснула руками.

— Но если я останусь тут… вместе с тобой, значит, я признаюсь в том, что обо мне говорят! Что предала мужа ради другого, ради изменника! Что вышла замуж только ради денег… и все это время строила планы, как бы сбежать в леса к любовнику, злейшему врагу моей страны, моего короля! А ты подумал, что будет, когда родится ребенок? Вся его жизнь будет отравлена слухами.

— Если ты вернешься, он вряд ли вообще родится…

— Но у него за спиной будут шептаться… Да что там шептаться! Ему в лицо будут говорить…

— Разве это так уж важно, если мы знаем правду?

— Еще как важно! И ты сам это знаешь.

— Я знаю только то, что, пока ты носишь этого ребенка, в Англию ты не вернешься, — процедил Брендан с такой холодной решимостью в голосе, что в душе ее шевельнулся страх.

— Но должна же я смыть пятно позора со своего имени!

— Интересно, как ты себе это представляешь, Элинор? Пошлешь гонцов к королю Эдуарду с просьбой об аудиенции, он тебя выслушает, поверит на слово и все будет в порядке?

— Не говори глупости!

— Тогда что ты предлагаешь?

— Еще не знаю! У меня нет никакого плана. Но он должен быть… ведь я же ни в чем не виновата… Но ведь кто-то же отравил Алена! И выходит, из-за этого я должна скрываться всю жизнь!

— Неужели ты не в состоянии понять, что у тебя просто нет выбора, кроме как бежать? — разозлился Брендан. — Боже правый, Элинор! Все мы сегодня ради тебя рисковали головой!

— Огромное вам спасибо! Но это ничего не меняет.