Сейчас, по прошествии двух лет он уже не мог сказать точно, правильно ли они тогда поступили, дав России хорошую оплеуху, но не добив медведя до конца. Русские, как всегда, поняли все неправильно.

Эта миротворческая операция с самого начала пошла не так, и на данное время отличалась совершенно запредельным, немыслимым даже для Афганистана уровнем потерь. Если в Афганистане нормальными были потери два-три человека в день — то день, когда с бывшей Украины на родину отправлялось меньше пяти-семи гробов, был днем затишья. Нормально перекрыть огромную, проходящую в сельской часто лесистой местности границу с Россией и с диктаторской Беларусью не удавалось, несмотря на огромные деньги, потраченные на датчики и патрульные беспилотники. По всем центральным, восточным, южным и даже северным секторам контроля шныряли террористические группы русских, значительная часть местного населения оказывала им активную и пассивную поддержки. Сил польской и румынской армий не хватало для того, чтобы контролировать такую обширную территорию со сложным рельефом местности, со значительным количеством крупных городов, остальные страны Восточной Европы, такие как Болгария, Словакия и Чехия, либо прислали небольшие контингенты в самый спокойный, западный сектор, либо и вовсе отказались это сделать. Мало того, Венгрия, почувствовав запах наживы, потребовала у Румынии передать ей Трансильванию, потребовала она и часть территории Словакии. Пока дело вяло рассматривал Гаагский международный арбитраж, но та же Румыния вынуждена была держать на венгерском направлении значительные силы и без того не великой армии, опасаясь нападения Венгрии. Еще хуже повели себя Германия и Франция — они не только отказались прислать в зону миротворческой операции свои части, но и публично осудили действия миротворческих сил и уничтожение вторгшихся на территорию независимой Украины российских частей, назвав это варварским, грозящим серьезными международными осложнениями актом. Они же фактически парализовали деятельность большинства консультативных и совещательных органов НАТО, так что координацию миротворческих усилий вынуждено было взять командование американских экспедиционных сил в Европе.

Чудовищный уровень потерь в силах миротворческого контингента был вызван высоким уровнем общевойсковой и специальной подготовки диверсионных групп и могуществом применяемого ими оружия. Точно так же, как раньше в американской армии все без перевода знали, что такое РПГ — то теперь все точно так же учили более сложное русское слово Shmel. Что это такое? Это русский противотанковый огнемет, на двухстах — двухстах пятидесяти метрах опытный огнеметчик может с первого выстрела попасть в цель размером с окно, причем не всякая решетка остановит заряд огнемета. Смертельная опасность огнемета заключается в том, что он поражает не осколками, а горящей огнесмесью, чем-то вроде напалма, только он не жидкий, а газообразный. Этот газ затекает во все щели и взрывается, температура в эпицентре взрыва достигает трех тысяч градусов по Фаренгейту. В результате те, кто оказался в комнате, куда попал «Шмель», просто сгорают дотла, а те, кто находится в соседних помещениях, погибают от отека легких, вызванного тем, что при взрыве выгорает воздух. До проклятой Украины капитан служил в Афганистане, и однажды по их чек-пойнту выпустили сорок семь зарядов РПГ. Результат — один тяжело и двое легко раненных. Тут же один удачно попавший заряд «Шмеля» по закрытому помещению оборачивался пятью-десятью погибшими, а то и больше. Выживших после «Шмеля» не было, а внешний вид попавших под «Шмель» лишь усугублял и без того не блестящее моральное состояние миротворцев.

Еще одно русское слово, которое пришлось учить, — это «Стрела». Что-то вроде Стингера, на занятиях им говорили, что русские ПЗРК сильно отстают от американских, потому что русские слабы в электронике, но… семнадцать сбитых и двадцать восемь подбитых вертолетов только за этот год заставили командование миротворческого контингента почти полностью отказаться от перевозок личного состава по воздуху, одного из краеугольных камней военной доктрины НАТО. Сейчас в воздухе висели только боевые вертолеты и беспилотные разведчики, вооруженные ракетами, — да и тем приходилось предпринимать меры предосторожности.

Сам капитан не понимал, зачем его сюда послали в качестве военного советника, причем послали не только его одного и разбросали по многочисленным миротворческим частям. Гораздо больше пользы было бы, если бы их свели в роту спецназа и разрешили бы действовать на русской территории, взрывая военные объекты и уничтожая отдыхающих в Ростове и окрестностях террористов. Тут зеркально повторялась ситуация с Афганистаном — рядом Пакистан, осиное гнездо, рассадник терроризма и при этом независимое государство, правительство которого «борется с терроризмом» и его нельзя трогать. Но по Пакистану — хоть беспилотники удары наносят! А тут… Недавно один из лидеров русских фашистов, из тех что в Ростове кучкуются, — открыто выступил по телевидению и заявил, что происходящее на Украине не прекратится, пока оккупанты не потеряют в десять раз больше, чем потеряли русская армия и флот. Это был уже прямой вызов — не только Америке, но и всему мировому сообществу! И с этим нацистом… капитан не помнил его имени — ничего не сделали.

А сейчас он вынужден сидеть здесь и вытирать сопли полякам. Которые хоть и приобрели в Афганистане и Ираке кое-какой опыт, но явно недостаточный.

То же самое, что и в Афганистане. Надо или воевать и в клочья разорвать Пакистан, Россию, любую другую страну, которая посмеет хотя бы косвенно посягнуть на Америку. Либо просто — убираться отсюда.

Капитан знал русский язык и знал русские обычаи, потому что начинал службу в первой бронекавалерийской дивизии в Германии, а потом, перейдя на службу в Дельту, так и остался специалистом по России. Но многого он так и не понял.

Как бы то ни было он оставил недопитую бутылку тут, подхватил свой карабин — «Дельта» полностью перешла на НК416, еще у капитана здесь был русский АКС-74 на всякий случай — распрямился, спиной поднимая тяжеленную крышу люка, и выбрался на броню танка, встав в полный рост.

Кэмп-Строжак, названный так в честь польского капитана-десантника Славомира Строжака, погибшего в Ираке еще до вывода оттуда польского миротворческого контингента, представлял собой стандартный лагерь сил стабилизации, конструкция которого была отработана до мелочей еще в Ираке и Афганистане. Он имел три рубежа контроля периметра. Первый рубеж — это малозаметные, реагирующие на движение датчики, отстоящие от самого периметра примерно на сто пятьдесят — двести метров: дальность уверенного выстрела из РПГ или того же «Шмеля». Второй рубеж — это два ряда колючей проволоки, без столбов, потому что столбы вкапывать долго и дорого, просто спираль с режущей проволокой, она быстро устанавливается, быстро снимается и удобно транспортируется… есть даже приспособление для быстрой установки такого ограждения в движении, устанавливающееся в кузов стандартной транспортной машины. Наконец третий и последний рубеж — это большие мешки из армированного полиэтилена, HESCO, они делаются высотой примерно сто тридцать — сто сорок сантиметров, чтобы за ними мог скрыться стоящий на колене человек — и в то же время, чтобы не закрывать сектора обстрела для тяжелого вооружения, имеющегося в лагере. Дальше шла уже земля собственно базы, с капонирами для техники, с такими же мешками с землей, установленными вокруг крупнокалиберных пулеметов, гранатометов, минометов — это так называемые «очаги», опыт Афганистана заставил делать и их на случай прорыва всех трех рубежей периметра базы. Крупнокалиберные пулеметы — вперемешку использовались как американские М2 Браунинг, так и русско-советские трофейные ДШК и НСВ — располагались по третьему рубежу обороны в специально оборудованных, перекрытых бетонными плитами стандартных укрытиях на отделение (или как сейчас — малую тактическую группу). Автоматические гранатометы тоже были — но на периметре они не использовались, их все устанавливали на машины. Автоматических гранатометов не хватало — в лесистой, холмистой местности, когда ты точно не видишь, откуда ведется по тебе огонь, гранатомет куда ценнее крупнокалиберного пулемета.