Вот честное слово — я не хотела!

Нет, конечно же хотела разметать ветви с шипами, чтобы им неповадно было, но того, что случилось дальше, я явно не желала.

Так дети играют в футбол во дворе и не хотят разбить соседские стекла, так лучники пускают стрелы по мишени и не хотят подбить пролетающую ворону, так автомобилисты мчатся по шоссе и очень не хотят поймать бабочку на стекло.

Я тоже не хотела попадать в грудь Пилюлию…

Он сам виноват, что неожиданно распахнул дверь и появился на пороге!

Врача отнесло на добрый десяток метров вглубь коридора, и на него посыпались картины цветов. За секунду он оказался погребенным под пластами красоты.

— Ну-у я же говори-и-ила, — протянула Агапа.

На шум из палаты выскочил Фендюлятор. Одним взглядом он окинул сцену разгрома и тут же вытащил платок.

— Зачем ты напала на врача? — прорычал ректор.

Честное слово, в этот момент я очень сильно растерялась. Понятно, что ректор спросил у меня, ведь только у одной из нашей троицы был в руках платок. Но что ему ответить? Что это случайность, а на самом деле я хотела раздербанить ветки кактусов, чтобы накостылять ему по шее за возможное отравление Симпатира?

— Я… я… я не хотела… — пролепетала я в ответ.

— А я хочу пи-пи! — прокричал из комнаты Симпатир, но после того, как Фендюлятор зло обернулся, то прозвучало уже тише. — Ой, уже не хочу…

— У… у него ру… рука, — проговорила Маньяра, показывая на предмет в углу коридора.

— Ох, сто зе вы так неаккуратненько? — послышалось из-под вороха картин.

Фендюлятор взмахнул платком и картины поднялись в воздух. Послушными бабочками они вспорхнули на свои места и повисли так, как будто и не думали нападать толпой на зомби. А я разглядела тот предмет, на который указывала Маньяра. Меня едва не стошнило, когда я увидела лежащую на полу руку. Она оказалась оторванной по плечо и лежала бутафорским пресс-папье.

И это пресс-папье недовольно постукивало корявыми пальцами по мраморной плите…

— Все в порядке? — поднял бровь Фендюлятор.

— Да, все в порядке. Меня Мартильда крепче целовала, — начал подниматься зомби. — А где моя часть тела? Вроде бы чего-то не хватает…

Рука в углу словно ждала этих слов и, заскрежетав ногтями по полу, она понеслась к врачу. Прямо как рожденное чудовище из фильма «Чужой» рука резко подскочила и взлетела в воздух. Рукав прилип к халату и Пилюлия повертел восстановившейся рукой в воздухе. Все было в порядке, словно ничего не отрывалось.

Мы зачарованно смотрели на этот факт самоисцеления. Чем дольше живу в Академии, тем больше удивляюсь чудесам. Интересно, а если я как-нибудь довыпендриваюсь и мне случайно оторвут голову — она прирастет обратно?

— Вот и все. Но больсе так не делайте, — Пилюлия погрозил мне пальцем. — Если мои цветочки сослись вместе и никого не пускают, то это значит, сто я не хочу. Больным нузен покой.

— Все ясно? — прорычал Фендюлятор.

— Но я… — я почувствовала, как щеки покраснели и начали гореть ярче сигнала светофора.

— Так, мне это надоело! Немедленно ко мне в кабинет! — рявкнул ректор.

Теперь краска перешла и на уши. Ноги стали ватными, а сердце забилось так быстро, словно я только что пробежала двадцать километров.

— Мы пойдем вместе, — несмело заступилась Маньяра.

— Да, вы пойдете вместе… в свою комнату. Развернулись и пошли!

Лица девчонок тоже вспыхнули. Мы стояли как три красных фонаря над розовыми мантиями.

— Мы с Мариной, — пролепетала Агапа.

— Да вы у меня все вместе вылетите! Да я вас… Что случилось? — нахмурился Фендюлятор, когда увидел спешащего к нам Глазуна Доносовича.

Дворецкий подбежал с выпученными глазами. Он тяжело дышал, похоже, что искал ректора уже давно и избегал половину Академии. За ним летел любопытный Борзян, который подмигнул нам, когда приблизился.

— Там… Там… — пытался раздышаться Глазун.

— Чего там-там? Ты пытаешься изобразить звук барабана? Должен расстроить — у тебя это плохо выходит, — пробурчал Фендюлятор.

Глазун наклонился, уперся ладонями в колени, глубоко вздохнул и с шумом выпустил воздух. В это время из-за угла выскочил Титан, язык собаки плескался розовой ленточкой на ветру. Короткие ножки не поспевали за хозяином. Он тоже тяжело дышал, но когда догнал Глазуна, то сразу же подмигнул мне.

Похоже, что у собаки все-таки нервный тик, или он заразился подмигиванием от Борзяна.

— Да что случилось?

— Там… Похотун похитил первокурсницу, — наконец смог произнести Глазун.

Я не могу утверждать этого точно, но мне показалось, что Фендюлятор довольно улыбнулся.

Когда мы прибежали за Глазуном, то обнаружили сидящих за столом Милану Свансон и Туралию Миштертон. Девчонки сидели не просто так — они изображали мраморные статуи, которые уставились на стеклянный шар. В шаре переливались, наплывали друг на друга, соединялись и расходились разноцветные струи.

Эти струи были такими интересными… Они притягивали взгляд и заставляли забыть обо всем на свете… Почему же другие люди стоят, отвернувшись от стола? Ведь там такая красота прядет свои узоры…

— Не смотреть! — голос герцога заставил вздрогнуть. — Закрыть глаза и не смотреть!

Он ворвался со скоростью летящего поезда и накрыл шар своим платком. Изнутри зашипело, заплевалось, словно гадюку бросили на раскаленную сковородку. Под платком задымилось, а Милана с Туралией вздрогнули и оскалились на Крысиуса.

— Все первокурсницы — во-о-он! — крикнул герцог и воздел руки.

Сокурсницы табуном ломанулись в коридор и вынесли нас с Маньярой. Агапа предусмотрительно осталась снаружи и не делала попыток проникнуть внутрь.

Как только мы выскочили в коридор, как дверь с грохотом захлопнулась.

— Что с ними? — донесся рык Фендюлятора.

— Они под заклятием…

Под каким именно заклятием находились девчонки, нам не удалось выяснить, так как его голос заглушил женский визг и шлепки увесистых ударов. Послышался звон разбитого стекла и треск ломаемой мебели.

Мне это так напомнило мое детство в коммунальной квартире и редкие праздники под названием «получка», что я даже ощутила запах капустных щей и сглотнула слюну. Честное слово, когда главы трех семейств возвращались «под шафе» с работы глубоко под вечер, то такие же звуки раздавались из-за закрытых дверей. Жены старались воспитать мужей и вызвать у них чувство глубокого раскаяния, а мужья старались отстоять свое право на заслуженные сто грамм после работы.

Утром лица мужчин украшали боевые шрамы, напоминающие царапины Брюса Ли из фильма «Выход дракона». Иногда и женщины закрывали челками фиолетовые синяки под глазами. Мои родители тоже изредка участвовали в этих праздниках. Зато потом на целый месяц воцарялись тишина и спокойствие, словно в этот день выгонялся весь негатив и дурные эмоции. Пары любили друг друга и воевали с соседями по кухне.