Егор потерял равновесие, завалился на бок, неловко, словно неповоротливая осадная башня, — при всей мощи, гибкости ему не хватало. Удачно завалился — прямо на одну из двух оставшихся печатей поддержки. Настя ощутила резкий рывок, желудок сделал кульбит, и сразу вернулась тошнота. Перетерпеть не удалось: Настю скорчило в спазме и вывернуло.

Лука, который сосредоточенно открывал вторую большую печать, теперь имитируя уже целую некробригаду, кажется, даже не заметил, что с ней худо, — продолжал работать.

Настя едва успела сплюнуть горькую желчь, как желудок подпрыгнул повторно. Похоже, Егор добрался до последней печати-насоса. Теперь усидеть не вышло. Перед глазами мелькнуло сначала светлеющее за ольховником небо, потом бревна, гравий и завершилось все резким ударом под дых. Дыхание сразу встало. Разинув рот, точно пойманная рыба, Настя пережидала, пока отпустит. Сбоку донесся злой голос Луки, который крыл всех подряд. Потом вроде бы немного отлегло, и получилось втянуть немного воздуха. И тут опять ударило под дых.

Снова заорал Лука, кажется, командовал Егору отвлечь кого-то, но землю колыхнуло, и очень захотелось спать.

Лука уже в третий раз малодушно порадовался, что Настя, во-первых, невысокого роста, а во-вторых — мало весит.

Тащить ее, перекинув через плечо, было удобно, и будь у него сейчас побольше сил, прогулка между Рассохой и кладбищем с таким грузом на плече показалась бы ерундовой разминкой. Но вот с силами была напряженка.

Пришлось потратить на жалкие четыреста метров около сорока минут.

Он брел, пошатываясь под грузом, а когда ноги совсем подкашивались, останавливался и сгружал Настю на землю, Старался осторожнее, но тут уж как получалось — самому бы не упасть. Отдыхал и снова шел. Хорошо хоть дорогу подсвечивать не приходилось — вокруг медленно и неохотно светало. Вместе с утром пришел холод. Мороз и мешал, и помогал: грязь на тропинке, замаскированную листьями, прихватило ледком — идти стало проще, но руки без перчаток совсем закоченели и ощущались как две литые гири.

Сначала Лука рассчитывал донести Настю до дома тети Лиды, но вовремя понял: с такими черепашьими темпами зрелищем смогут вдоволь насладиться все Шушенки. Поэтому он дотащился до ворот кладбища, пристроил так и не пришедшую в себя девушку у столбика, укрыл курткой и, не тратя времени на сантименты, быстрым шагом двинулся в деревню. На бег его уже не хватало. Тем более впереди маячили неприятные решения, и ускорять их наступление дураков не было. Позаботившись о Насте, следовало решить вторую задачку, а она обещала быть посложнее и включала в себя такие непривычные в обиходе вещи, как бензин, зажигалку, совесть, чувство вины и желание покончить с проблемой одним ударом. А также прочие философские штуки и достоевщину, которых Лука в гробу видел в тапках с помпонами.

Честно сказать, и самого-то классика Достоевского Лука всегда считал фантастом-занудой. Это ж надо: выдумать мир, в котором убийца решает, прав он или не прав, а не лежит, раскатанный тонким слоем по трущобам или где он там жил. Хотя что с писателей взять? Напридумывают с три короба. Зато как помрут, ведут себя без выдумок. Вон, Пушкина после дуэли два некроманта из канцелярии Его Императорского Величества укладывали. Еле уложили. Причем «наше все» Александр Сергеич даже еще не встал, а только во вторую форму поднялся. Это дворянству — дуэль, честь, а мертвяку один тлен — убийство. Впрочем, любителей поэзии до отчетов царских упокойников не допускали, это Луке в полицейском училище повезло ознакомиться...

Стучаться в дом к тете Лиде он не стал, хотя свет в окнах горел. Зачем лишний раз дергать человека? То, что она уже успела позвонить в Усольскую управу кому-то из ребят Каина — к гадалке не ходи. Поверить, что у нее для отчетов был только один контакт, мог только человек, который никогда не носил форму. Лука носил, хоть и недолго. Этот биографический момент лишал жизнь множества красок, зато и разочаровываться потом приходилось меньше. Наверняка после того как он вышел за порог, тетя Лида припомнила телефонные номера нужных людей и уже рассказала, что на Рассохе беда. И что бывший некромент Лука по кличке Ромео эту беду разгребает. И хорошо, если только это сообщила. Хотя тетя Лида женщина умная — про Егора болтать не станет: тут и стучащего могут в утиль. Странно, что наряд задерживается. Тут езды — от силы час, давно бы были на месте…

А может, Лука просто привык думать о людях только плохое, а в действительности все вокруг уже давно нимбы начищают…

Стараясь не шуметь, Лука забрался в машину, завел мотор и уже через пару минут тормозил у погоста. Затащить так и не очнувшуюся, белую как бумага Настю на заднее сиденье было делом простым, но прокопался он долго — от холода и усталости руки не слушались.

Осторожно пристроив Насте под голову обнаруженное на сиденье шмотье, Лука завел мотор, включил печку и позволил себе перекур. Нужно было прикинуть, что и в каком порядке делать дальше. Торопиться или подождать?

Он закурил, опершись бедром на дверь и рассматривая Настю сквозь грязные разводы на стекле. Меньше всего хотелось, чтобы она участвовала во всем этом дерьме, которое грозило перерасти в какую-то локальную вендетту. Хотя если бы на месте Насти оказался кто-то из косоруких офисных фурий, было бы еще хуже: что-то не представлялось, как Святослава подкачивает Егора своей энергией или помогает упокаивать «детку». Но это не отменяло искреннего желания уберечь от творящейся вокруг хренотени Настю. Лука дал себе зарок: как только все закончится, он обязательно победит черную карму неприглашения на свидания и сводит ее в хороший ресторан, хотя бы в тот, на набережной, с непроизносимым названием и испанской кухней, и будет очень долго перед ней извиняться. И за себя, и за того парня.

А пока нужно действовать, а не слюни распускать. Сигарета в очередной раз прочистила мозги, хотя эффект вышел уже смазанным. Чем больше себе позволяешь — тем меньше срабатывает. С никотином следовало быть аккуратнее — так и отравиться недолго. Курить больше не хотелось. Идти не хотелось. Решать не хотелось. Катись оно все под плиту!

Лука достал из багажника канистру с бензином, припасенную на черный день. Однажды он обсох на трассе за шесть километров до ближайшей заправки, и с тех пор всегда возил с собой запас. Сейчас было самое время: день — чернее не придумаешь.

Обратно на Рассоху Лука вышел, когда солнце уже вовсю маячило блеклым бельмом через осинник. Мороз и не думал исчезать, наоборот, покрыл белесым инеем все вокруг. Зимнего волшебства, правда, не вышло: в желтоватом утреннем свете иней не сверкал и больше походил на плесень. Поле, которое снова стало полем, пусть и перепаханным вдоль и поперек, под бледной пленкой выглядело еще более мерзко.

Егора он нашел там же, где оставил — у края Рассохи, на островке осыпающейся земли, образованном двумя траншеями. Выглядел тот без изменений. Хреново выглядел, это если мягко. Видимо, сил на восстановление не осталось, хотя Лука почему-то в глубине души был уверен — врет. Но логично обосновать, зачем вставшему лгать и притворяться немощным, не мог. Наверное, упокойницкий принцип «не жди от клиента ничего хорошего» срабатывал. Для Егора все приходилось делать через силу, перешагивая через вопящие инстинкты и бьющую тревогу интуицию. У Насти, которая вставшего не знала при жизни, коммуницировать выходило проще.