Он привязал лошадь к дереву в саду ярдах в двадцати от жилищ рабов — десяти одинаковых кирпичных домиков. Дым не валил из труб. В окошках не было света. Бут подкрался к ближайшему дому (исключительно ради удобства) и заглянул в окно. Огонь не теплился, луна не взошла на небе, но вампир видел все так ясно, будто комната освещалась газовыми лампами, которые слепили его каждую ночь.

Внутри крепко спали около дюжины негров обоего пола и разного возраста. Некоторые расположились на кроватях, другие устроились на плетеных ковриках. Подле окна дремала маленькая девочка лет семи или восьми в старенькой ночной рубашке.

Через несколько минут Бут оказался в саду. Он всхлипывал, баюкая на руках безжизненное детское тельце. Кровь девочки струилась по его клыкам и стекала на подбородок. Вампир упал на колени и крепко прижал ребенка к груди.

Он сделался дьяволом.

Бут ощутил, как его клыки пронзают упругие мышцы на шее жертвы. Он снова припал к кровоточащей ране.

После череды вежливых отказов Линкольны наконец нашли знакомых, которые согласились сопровождать их в театр. Майор Генри Ратбоун и его невеста, Клара Харрис (дочь нью-йоркского сенатора Айры Харриса), сидели в президентской коляске напротив Эйба с Мэри. Они ехали сквозь легкий вечерний туман. Ветерок шевелил складки черного шелкового платья миссис Линкольн и обдувал шляпку того же цвета. Эйб, в шерстяном сюртуке и белых перчатках, совсем не мерз. Коляска подъехала к театру Форда около половины девятого. Спектакль, «Мой американский кузен», уже начинался. Эйб ненавидел опаздывать, поэтому извинился перед швейцаром и поприветствовал телохранителя, Джона Ф. Паркера.

Паркер, полицейский из Вашингтона, почему-то явился заступать на смену в Белый дом тремя часами ранее, не представив никакого объяснения. Уильям Г. Крук, охранник Линкольна в дневное время, рассердился и отослал сменщика в театр, приказав дожидаться президента там. В свое время станет известно, что Паркер был отъявленным пьяницей и не раз засыпал во время дежурства.

Сегодня вечером этот человек один нес ответственность за жизнь Авраама Линкольна.

Линкольнов и их гостей проводили по узкой лестнице наверх, в сдвоенную ложу. Слева поставили черное ореховое кресло-качалку для Линкольна. Рядом с ним должна была сидеть Мэри, а правее — Клара с майором. Только они заняли свои места, как представление прервали и объявили о прибытии президента. Эйб немного смутился, но все же встал. Оркестр сыграл президентский марш, а все зрители в тысячном зале поднялись и вежливо зааплодировали. Представление возобновилось. Джон Паркер занял свое место за дверью. Отсюда он мог увидеть любого, кто попробовал бы приблизиться к президентской ложе.

Джон Уилкс Бут прибыл в театр через час после четы Линкольнов и прошел за сцену. На него никто не обратил внимания. В театре Форда он был частым гостем, вольным приходить когда заблагорассудится, и нередко смотрел спектакли из-за кулис. Но сегодня Бута интересовал не спектакль. Он не собирался болтать с впечатлительными молоденькими актрисами. Бут прекрасно ориентировался в театре: он шел сквозь лабиринт коридоров, пока не добрался до лестницы, которая вела к ложам справа от сцены. Его удивило отсутствие часовых. Бут ожидал встретить по меньшей мере одного охранника и надеялся, что обладателя столь громкого имени пропустят к президенту. Великий актер пришел выразить свое уважение великому человеку. В карман сюртука Бут нарочно положил визитку.

Перед дверью он увидел лишь пустующий стул.

* * *

Джон Паркер не видел, что творится на сцене. Ему это не понравилось. Невероятно, но во время второго акта он попросту оставил свой пост и пошел искать другое место. К началу третьего акта Паркер и вовсе ушел из театра. Он собирался пропустить стаканчик в «Стар-салуне» по соседству. Теперь Бута отделяла от Линкольна лишь узкая лестница.

Наверху Мэри Линкольн взяла мужа за руку. Посмотрев на Клару Харрис (которая скромно сложила руки на коленях), миссис Линкольн прошептала Эйбу:

— Что мисс Харрис подумает о таких нежностях?

— Ничего она не подумает.

Большинство историков сходятся во мнении, что это были последние слова Линкольна.

Бут неслышно поднялся по лестнице и остановился у ложи. Он хотел дождаться реплики, за которой наверняка последует громкий смех.

Настолько громкий, что заглушит выстрел.

На сцене Гарри Хок произносил прочувствованный монолог. Бут выжидал и слушал, как голос Хока разносится по залу. Убийца тихо шагнул вперед, прицелился Линкольну в затылок и осторожно… осторожно взвел курок. Будь Эйб лет на десять моложе, он услышал бы щелчок и мог бы среагировать с той быстротой и силой, которые уже не раз спасали ему жизнь. Но он был немолод. И устал. Он чувствовал только руку Мэри в своей руке. Слышал только оглушительный голос Гарри Хока:

— Не умеешь вести себя в приличном обществе, а? Что ж, подружка, я тебя как облупленную знаю! Я тебя на чистую воду выведу, змея подколодная!

Зрители захохотали. Бут выстрелил.

Пуля вошла Эйбу в череп, и президент качнулся вперед в своем кресле. Он уже был без сознания. Крики Мэри слились с громоподобным смехом, а Бут тем временем выхватил охотничий нож и хотел броситься на следующую жертву. Но вместо генерала Гранта он столкнулся с молодым майором Ратбоуном, который вскочил со своего места и кинулся на убийцу. Актер вонзил нож молодому человеку повыше локтя и подскочил к перилам. Клара вторила крикам Мэри. Смех перешел в перешептывания, а люди повернулись на шум. Ратбоун здоровой рукой ухватил Бута за сюртук, но не удержал. Актер перепрыгнул через перила ложи, однако зацепился шпорой за флаг казначейства, который еще днем подвесил Эдмунд Спенглер. Бут неловко повалился на сцену. При падении он сломал левую ногу, и теперь она оказалась нелепо вывернута в колене.

Несмотря на травму, Бут, как истинный актер, решил покрасоваться. Он поднялся на ноги, повернулся к зрителям, которые к тому моменту испуганно зашевелились, и прокричал:

— Sic semper tyrannis!

Таков был девиз штата Вирджиния: «Так всегда будет с тиранами!» Засим Джон Уилкс Бут в последний раз сошел со сцены.

Как и речь, произнесенную перед сообщниками, эту фразу он, скорее всего, отрепетировал заранее.

Примерно в это же время Льюис Пауэлл выбежал из дома госсекретаря, крича: «Все пропало! Пропало!» Правда, он еще не подозревал, что провалил свою миссию.

Герольд, беспокойный аптекарь, свою часть договоренности выполнил: привел Пауэлла к особняку Сьюарда. Теперь с безопасного расстояния он наблюдал, как в десять часов Пауэлл постучал в парадную дверь. Открыл дворецкий, и заговорщик произнес тщательно подготовленную реплику:

— Добрый вечер. Я принес лекарство для мистера Сьюарда. Мне необходимо вручить его лично.