– Я счастлив! – слишком страстно для занудыоткликнулся Фирсов. – Поймите меня правильно, там экземпляр для коллекции, вещьдорогая моему сердцу, уже любимая… Хочу развернуть ее в одиночестве,насладиться без чужих глаз. Извините за откровенность!

Я встала.

– До свидания.

Фирсов, продолжая нежно обнимать пакет,вскочил.

– Всего хорошего. Кстати, пятнадцать процентовпсихической стабильности – замечательный результат. Не хотите у нас парумесяцев позаниматься?

– Спасибо, времени нет, – отказалась я отпредложения. – Где моя машина?

– Сейчас провожу вас к автомобилю, –засуетился Иван Николаевич и пошел к двери, по-прежнему не выпуская из рукпосылку.

Я потрусила за Фирсовым. Похоже, преподавателюочень хочется остаться наедине с ночным горшком, вон как Иван Николаевич бежитвперед, думаю, он мечтает поскорее избавиться от «курьерши».

Не успела я войти в родной дом, как на меняобрушились телефонные звонки. Сначала позвонила Маруся из Парижа, трубку у неевыхватила Ирка, следом внимания потребовал Иван, который нажаловался на Банди,поломавшего в саду кусты флоксов.

Не успела я перевести дух, как домашнийаппарат вновь ожил. Теперь из трубки звучал голос Ольги:

– Почему у тебя не отвечает мобильный?

– Разрядился, – пояснила я.

– Надо вовремя заряжать, – Зайка не упустиламомента, чтобы поучить меня. – Наверное, куришь в доме?

Я заверила Ольгу, что даже не прикасаюсь ксигаретам, и пообещала каждый день тщательно проветривать все комнаты.

Последним, уже глубоко за полночь, до менядозвонился Овсянкин.

– У тебя мобильный тю-тю, – сообщил он.

– Батарейка села, – в который раз пояснила я.

– А Дегтярев рассказывал, что ты раз в двамесяца трубку теряешь, – радостно насплетничал Валерий.

Я обиделась.

– Хочешь расскажу, как полковник заезжает вЛожкино в гараж? Сначала он берет слишком круто вправо и ломает зеркало накрыле, потом, решив исправить незадачу, выворачивает налево и ломает зеркало надругом крыле. В конце концов Александр Михайлович попадает-таки в гараж, новсякий раз врезается в запасные колеса, которые сложены у стены, и в одномслучае из пяти разбивает задний фонарь.

– Прикольно! – захохотал Овсянкин.

– Делу время, потехе час. Говори, что узнал, –менторски провозгласила я. И вздрогнула: неужели заразилась занудством отФирсова?

Овсянкин откашлялся.

– В отношении родственников жертв. В Москве ихсейчас не так много. Олимпиада Борисовна Палкина, мать Валентины, потом дед ибрат Анны Родионовой. Бусыгин Ким Ефимович и Родионов Анкибу Николаевич.Суперское имечко у парня! Это все. Остальные либо умерли, либо уехали.

– Где проживает Анкибу Родионов? –занервничала я. – Есть адрес?

– Конечно. Прописан вместе с дедом! Улица…

Я быстро перебила Валерия:

– Мне нужно фактическое место проживания, а недом, в котором он прописан!

Овсянкин растерялся.

– И как я его тебе найду?

– Не знаю!

– Мне потребуется много времени.

– А кому сейчас легко? – не успокаивалась я. –С пропиской просто разобраться – влез в компьютер, и готово. Но возьмем моюподругу Оксанку. Она зарегистрирована на городской квартире, но там ее уже парулет не видели, Ксюта живет в поселке в области, она себе дом построила. Кстати,дедушка Бусыгин коротает денечки в пансионе «Солнечный парк», а значитсяпроживающим совсем в другом месте.

– Таких граждан пруд пруди, – согласилсяВалерий.

– Вот и добудь мне истинный адрес Анкибу.

– Не злись, – вздохнул Овсянкин, – подумаю надэтим. Теперь об Алене Фурыкиной.

– Стой! – велела я помощнику. – У АнкибуРодионова была жена. Дай ее координаты.

– Это легко, – забубнил Валерий, – но данныеснова будут по официальной регистрации. Так, так… ты ошибаешься! Анкибу никогдане оформлял брак.

– Почему? – удивилась я.

– Умный человек, – вздохнул Овсянкин. – Илисвою маму послушал. Родители плохого не посоветуют!

– Но мне известно, что некая Жанна называетсебя его бывшей супругой.

– И ничего странного, – сказал Овсянкин. –Гражданский брак, отношения не скреплялись штампом, никакой ответственности, идетей небось нет. Да уж, только дураки учатся на своих ошибках, а умныеучитывают печальный опыт других и пользуются презервативами.

– Твоя тройня приехала домой! – догадалась я.– Почему же счастливый папаша торчит в рабочем кабинете?

– Кто-то же должен семью кормить, поить,обувать, одевать? – тяжело вздохнул Валера. – Да и дел полно, днем не успеваювсе переделать. Ничего, я здесь на диване спать лягу.

– Насчет ботиночек для новорожденных пока небеспокойся, – язвительно сообщила я, – всякие там сапожки и сандалики им ещемесяцев восемь не понадобятся, можешь временно вычеркнуть из бюджета даннуюстатью расходов. А вот бросать в сложной ситуации жену некрасиво. Думаешь, унее двенадцать рук?

– Там народу, как тараканов, – мрачноотозвался Овсянкин. – Моя мать, теща, тесть, две сестры, все помогают, вквартире не повернуться!

Я захихикала:

– И ты удрал от семейного уюта? Прикрылсяслужбой?

Овсянкин обиженно засопел:

– Вообще-то, я считал, что нам и одногоребенка заводить рано. Еще на ноги не встали!

– Сочувствую, но теперь разговор на эту темубессмысленен. Ничего, все уладится, образуется, – начала я утешать павшегодухом парня, – тройня – не самое страшное, что может случиться. Вон однаамериканка родила сразу восьмерых, и ничего, даже улыбалась с мужем на фото.

– Я бы застрелился, – печально заметилОвсянкин. – Нахожусь в глубочайшей депрессии. Народ поздравляет, по плечухлопает, кричит: «Отец-молодец», – а мне все хуже и страшнее.