Машина, мягко переваливаясь на вылезших на дорогу толстых корнях и иногда пробуксовывая в рыхлом песчаном грунте, шла по проселку. Пришлось скинуть скорость, как ни одолевало нетерпение.

«В городе Тараканова не возьмут, — продолжал размышлять фон Бютцов. — Он ловок, как обезьяна, и увертлив, как уж. Да и зачем ему в город? Если и поедет, то только чтобы сбить со следа. Скорее всего, так и будет. А потом он обязательно появится у костела. Или я окончательно проиграл!

Но проигрыш унесет все хуже, чем огромный карточный долг. Даже Бергер не сможет помочь, если станет известна правда о картотеке. Тогда прощай отцовские коллекции, которые он пытался пополнить, покупая старые скульптуры, прощай имение, охота, сытая жизнь… Все, к чему он так привык. Здесь битва уже не за интересы рейха, а за себя! За будущее своей семьи, за благополучие».

Кому нужен неудачник? Если не разжалуют, не пристрелят, то навеки станешь заклейменным, как прокаженный, и все начнут шептаться по углам за твоей спиной — вон идет тот самый фон Бютцов, который…

Людям только дай повод промыть кости ближнему — их просто распирает от радости, что неприятность случилась не с ними, а с другим и, щедро обливая его грязью, можешь сам на этом фоне казаться неким херувимом, безгрешным, чистым, порядочным, не знающим неудач. Нет, он не доставит никому такого удовольствия! Только бы Тараканов вывернулся и пришел сюда!

Не доехав до знакомой опушки с полсотни метров, Конрад остановился, дав задний ход, загнал машину в кусты, чтобы ее не было заметно, прихватил винтовку и торопливым шагом пошел к пригорку, с которого совсем еще недавно смотрел в бинокль на сопредельную сторону. Каждое движение отдавалось болью в голове, но он старался не обращать на это внимания — важнее другое: успел или нет?!

Выбрав позицию, он нетерпеливо разорвал картон патронной пачки, зарядил винтовку и проверил сектор обстрела. Да, отсюда он достанет и до костела, и до оврага на той, русской стороне. Оптика прицела с тонкой черточкой крестика бросила вплотную к глазам щербатый кирпич стен разрушенного храма, пыльные кусты, изгородь у дороги.

Он загнал патрон в ствол и изготовился к стрельбе. Теперь ждать и надеяться на правильность своих расчетов. Только один точный выстрел, и он снова на коне — все будет представлено совсем в другом свете: враг получил ложную картотеку ценой жизни Шмидта и ранения его, фон Бютцова. Операция, спланированная СД, успешно завершается.

Стоит немного отдохнуть, потому что после выстрела надо быстро добежать до тела Тараканова и тщательно обыскать его, чтобы вовремя изъять то, чего не следует видеть посторонним глазам…

* * *

Глухой и пока еще далекий собачий лай подстегнул Волкова-Тараканова. Ноги размеренно работали, отталкивая назад землю, метр за метром; пот начал заливать глаза. Собаки — это очень плохо! Где-то здесь должен быть ручей — побежать по воде, а потом выбраться на берег? Нет, не имеет смысла — собаки пойдут верхним чутьем, а он только потеряет время и скорость — в воде бежать труднее. Осталось немного: километр или два, а там сожженная деревня, костел, ступеньки спуска в подвал, пол из чугунных плит, под одной из которых вход в дренажную систему. Там спасение…

Усыпанная прошлогодней хвоей земля заглушала звук его бега, мягко пружинила под ботинками, словно помогая ему нестись еще быстрее. Автомат он не бросил, хотя патронов осталось не так много. Хуже всего, если они высадили группы с собаками в нескольких местах и теперь затягивают горловину невидимого мешка, в центре которого бежит он, усталый, потный.

Что же произошло с Ксенией? Неужели они все-таки выследили ее, арестовали и пришли на место встречи, устроив засаду.

Предать она не может, в этом Волков был искренне убежден. Значит, выследили! Бедная девочка — первое задание оказалось для нее последним. Уцелел ли «Гунн»? Теперь все надежды на него..

Собачий лай раздался где-то справа, далеко, но не очень. Надо поторапливаться. Ноги заработали еще быстрее. На мгновенье почудилось, что он бежит на тренировочном кроссе по Измайловскому парку, по тропинке под лиственницами, которые, как рассказывали, посажены еще Петром I.

Внезапно он понял: к костелу ему не успеть, как ни торопись. Если бы они не выследили Ксению, если бы не подбили его машину!..

Но зачем теперь думать об этом? Да, да — тогда было бы все по-другому, а теперь что — помирать в чужом, пусть даже славянском лесу, оставив последний патрон себе и попытавшись захватить с собой как можно больше врагов? Для этого ли он с таким трудом добирался сюда, выходил на связь с Марчевским, искал подходы к картотеке?! Если он не успеет, ни Козлов, ни Ермаков не получат нужных данных о вражеской агентуре. Да что Козлов и генерал, разве в их личностях дело? На их месте могут быть другие, но это не отменяет приказа выполнить задание.

Сколько жизней он может сберечь, передав эти пленки, сколько людей в случае начавшейся войны не закончат свой путь нагими и залитыми кровью на чужих полях и в чужих лесах, окруженные гудящими роями жирных, зеленоватых мух, вьющихся над трупами; не упадут в талую воду, не примнут телами спелые колосья, не замерзнут в снегах! Ради жизни этих людей, поднимающих плугом пласты земли или стоящих у станка, сидящих за партами или в аудиториях, растящих детей и хлеб, он бежит сейчас по лесу. И пусть они даже не подозревают о капитане Волкове, пусть никогда не узнают о нем, он делает это ради них…

«Ревизка!» — мелькнуло в мозгу. Сторож однажды показывал ему эту сделанную для проверок дренажных коллекторов дыру — иначе ее просто трудно назвать, — в которую можно протиснуться. Но есть ли там проход дальше, под костел и еще дальше, в тот небольшой коллекторный зал, где с нетерпением ждет его Семенов? Подземные галереи могли обвалиться, их могло занести илом, ветками, могли образоваться такие завалы, что впору крысе прошмыгнуть — галереи не чистили с весны тридцать девятого года.

Риск? Но что остается делать? Выбор не слишком велик: остановиться и принять бой или попытаться уйти через ревизионный колодец. Так, кажется, он правильно называется? Колодец где-то здесь, неподалеку от ручья, по руслу которого он хотел бежать.

Резко развернувшись, Волков бросился в сторону. Скорее, скорее! Вот эта низина, заросшая лопухами и медуницей. Сыро, чавкает под ногами. А если в колодце стоит вода?!

Лай собак был уже явственно слышен, когда он наконец отыскал бетонную опалубку узкой трубы без крышки. На дне темнела стоялая вода, в лицо пахнуло зловонием.

Опустив ноги вниз, он взглянул на солнце и, больше не раздумывая, соскользнул по трубе в темноту…

* * *

Проводник оттащил упирающегося пса от узкой бетонной трубы, вросшей в землю среди зарослей болотных трав.

— Что там, ефрейтор? — офицеру не хотелось пачкать сапоги в грязи, и он стоял на пригорке, наблюдая, как его солдаты рыщут вокруг.

— Наверное, крысы! — воротя нос от идущего из трубы зловонного запаха, ответил солдат. — Ну! — прикрикнул он на собаку.