Эди, естественно, согласился, заметив при этом, что он готов помочь, поддержать ее, но одной его готовности недостаточно, нужно, чтобы Елена с пониманием отнеслась к такому вниманию с его стороны.

Обрадованный «Иуда», заверил Эди, что записка отца с необходимой аттестацией разрешит все возможные сомнения и она воспримет друга отца как своего друга.

— Главное, чтобы она потом на деле могла ощутить, что у нее действительно появился надежный друг, на которого она может рассчитывать при любом стечении обстоятельств, — с хрипотцой в голосе промолвил «Иуда», делая над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие.

— Можете не сомневаться. Я не подведу, — твердо сказал Эди, глядя на то, как «Иуда» продолжает бороться с нахлынувшими на него эмоциями. Наконец, не выдержав очередной их волны, он быстро встал и направился под окно.

Эди проводил его взглядом и мысленно вновь восстановил в памяти детали произошедшего разговора, делая своего рода зарубки в памяти для учета в предстоящих разговорах с ним… При этом внутренний голос подсказывал ему: «Имей в виду, то, как «Иуда» построил разговор, на какие вопросы пытался получить ответы и на чем акцентировал внимание, свидетельствует о том, что он преследует цель дорисовать свою картину о тебе. Он поставил себе целью перепроверить кое-что из ранее тобой сказанного и, главное, до конца прощупать отношение к строю в стране и происходящим в ней изменениям. А монолог о дочери и призыв быть для нее другом — это есть сделанное в скрытой форме предложение подключиться к каким-то его делам, о которых, возможно, знает Елена. И твое решительное согласие может подтолкнуть «Иуду», осознавшего свой провал, сделать ставку на тебя в решении какого-то крайне важного для него вопроса.

Что это за вопрос, скорее всего, выяснится, когда он точно будет знать о дне твоего выхода на волю.

Между тем, надышавшись свежим воздухом, «Иуда» медленно, будто продолжая раздумывать над чем-то, вернулся к своей койке и, садясь на прежнее место, как бы между прочим проронил:

— Что-то Виктора долго нет?

— А его перевели в другую камеру, где, наверно, он больше нужен.

— Я об этом же подумал, — буркнул себе под нос «Иуда». — Бедолага все пытался мне в душу залезть, обещал помочь, но я ему не поверил, склизкий типчик. Теперь все прояснилось — ни я, ни вы его не подпустили к себе и потому живчика кинули на другой фронт.

— По-моему вы точно определили его роль в камере, — согласился Эди, изначально остерегавшийся их общения, которое могло перерасти в шпионские просьбы к Виктору со стороны «Иуды», что могло лишить контрразведчиков своевременной информации об их содержании.

— Скажу честно, только его липучесть остановила меня, — загадочно промолвил «Иуда».

— Опять начали загадками говорить, Александр? — ухмыльнулся Эди.

— Какие там загадки, я хотел воспользоваться его услугами, чтобы передать записку в больницу, но, слава богу, вовремя одумался. Представляешь, что было бы.

— Продал бы?

— Вне всякого сомнения.

— Но в ваших записках, насколько я заметил, ничего такого не было, что могло вам навредить, окажись они в руках ментов.

— А почему ментов? Он может быть человеком КГБ, — с напряжением в голосе сказал «Иуда».

— Не исключено, но в таком случае непонятно, почему его убрали отсюда.

— Из-за того, что не справился с поставленной задачей.

— Тогда будем ждать нового Штирлица, — пошутил Эди.

— Скорее всего, меня самого к штирлицам переведут.

— Опять загадки, я же просил.

— Никакие это не загадки, а сущая правда. Чекисты с первых дней должны были меня поместить в свою тюрьму, но отчего-то держат в ментовской.

— Александр, если надумали меня запутать, то у вас это прекрасно получилось, — недовольным тоном заметил Эди.

— Я же говорил, что валюта — их статья, значит, и меня должны были упечь в чекистский СИЗО, — пояснил «Иуда».

— Но вас же за нанесение ножевого ранения затолкали сюда, — высказал другую точку зрения Эди, чтобы как-то раззадорить собеседника.

— Вначале я тоже так думал, но потом, при допросах, понял, что не только за это, и потому уверен, что переведут.

— А какая разница, где сидеть — все равно неволя? — удивленно спросил Эди.

— Разница большая, но я не о том. Меня волнует, почему и с какой целью изначально засадили сюда, если знали о валюте.

— Александр, вот вы задаетесь вопросом, почему, но не допускаете, что вас милиция задержала за нож, а чекисты пронюхали об этом и навалились со своими претензиями. В законы логики вполне укладывается, — предположил Эди, отметив для себя, что шпиону не отказать в умении анализировать и делать правильные выводы.

— Нет, Эди, все не так. Чекисты появились на первом же допросе, я их сразу почувствовал. Они, понимаешь, отличаются от ментов своей манерностью, напыщенностью, что ли.

— Вас послушаешь, и можно предположить, что вы с ними, как в народе говорят, пуд соли съели, — улыбнулся Эди.

— Пуд не пуд, но общаться пришлось. Ведь дорога за границу лежала через них, так что приходилось притворяться, что уважаешь и тому подобное, — задумчиво промолвил «Иуда».

— О-о, как все непросто, — удивленно произнес Эди. — Выходит, что чекисты давно могли вас посадить на крючок, но вы об этом ничего не знали. Надо было с ними делиться, и все было бы в ажуре.

— О чем вы?! С этими сухарями! Да они в загранкомандировках вели себя как папа римский на виду своей паствы. Поэтому тамошние контрразведчики их сразу вычисляли в наших группах и обставляли своими людьми так, что они и шага без контроля ступить не могли, — с металлом в голосе выговорил «Иуда».

— Александр, вы говорите, будто сами наблюдали это со стороны, — удивленно произнес Эди.

— У меня наметанный глаз, я же с ними ездил не один раз, да и они меня кое-чему научили.

— Вот откуда ноги растут у ваших мудреных просьб — это сделай так, а это иначе, — ухмыльнулся Эди, глянув в зрачки собеседника, в которых уловил искорки воспоминаний о счастливом былом.

— Знаете, Эди, из вас получился бы неплохой разведчик, конечно, надо было бы подучиться, попрактиковаться на деле, — то ли вопросительно, то ли утвердительно промолвил «Иуда». — И вообще жалко, что мы ранее не были знакомы. Думаю, что некоторых этих придурков, о которых я вам говорил, близко бы к себе не подпустил.

— Я насмотрелся всяких там кино о разведчиках и откровенно скажу: мне это не нравится. В них много вымысла и фантазии, а как это в реальной жизни происходит, может знать только живущий такой жизнью человек, — продолжил Эди, решивший, что «Иуда» пытается выяснить, как его собеседник относится к тайной работе.

— Вот это в вас мне и нравится — имеете на все свой взгляд. Но поверьте, я был знаком с разведчиками, и потому могу утверждать, что у вас получилось бы.