О прощении за что?

За то, что все они — карты в огромной вселенской игре, в которую ради забавы играет единственный игрок?

За страдания и гонения, за то, что они очутились на краю пропасти?

Снова зазвучал суровый голос:

— Ты не понимаешь. Ты не можешь понять разума Божьего.

— Нет! — прошептал Сарьон. — Я не понимаю! И я больше не хочу быть твоей забавой. Я отвергаю тебя! Я отрекаюсь от тебя!

Сарьон с трудом поднялся и, спотыкаясь, вышел из часовни. Оказавшись снаружи, он захлопнул дверь и привалился к ней, судорожно дыша и всхлипывая. Но, стоя так и подпирая собой дверь, он понимал, что не сможет запереть Присутствие в часовне. Он больше не может отвергать его, как не может отвергать собственное бытие. Оно было повсюду. Вокруг него...

Внутри него...

Сарьон прижал руку к груди, как будто пытался защитить свое сердце.

Сарьон отчаянно пытался выбраться из бездны, в которую он рухнул. Отвесные стены поднимались по обе стороны, заслоняя небо. Бурная река, бежавшая по дну ущелья, грозила поглотить его. Лозы оплелись вокруг его ног, деревья тянули к нему свои сучья-клешни, чтобы не дать ему выбраться. Он брел, одинокий и всеми покинутый, ища выход. И внезапно он увидел его! Расщелина в отвесной скальной стене, луч света и клочок залитого светом синего неба. Подъем показался ему легким, силы вернулись к нему. Он поспешил туда.

Поначалу это и правда оказалось легко, и вскоре дно пропасти осталось позади. К несчастью, синее небо не становилось ближе. Потом он осознал, что чем выше поднимается, тем круче становится скала. На стены стало труднее подниматься. Из пещер налетели черные нетопыри. Они набрасывались на него, вынуждая отцепиться от скалы, и он боялся полететь вниз, в ущелье. Но он держался из последних сил и наконец достиг вершины. Сделав отчаянный рывок, он выполз на край ущелья и уставился в огромное немигающее Око.

Прижавшись лицом к камням, Сарьон прикрыл голову, чтобы скрыться от Ока. Но он знал, что спрятаться ему не удастся нигде.

— Встань, каталист! — сказал голос.

Сарьон поднял голову. Рядом с ним стояло дерево. Запахнувшись в свои одежды, Сарьон полез в гущу ветвей и, прикрытый зеленой листвой, облегченно вздохнул. Око не сможет найти его здесь. Но только успел он об этом подумать, как листья побурели и начали один за другим осыпаться. Око снова нашло его. Затем под его ногой сломалась ветка, потом другая.

— Отец! — Кто-то тряс его за плечо, — Пора вставать.

Резко проснувшись, Сарьон схватился за чью-то руку, и земля ушла у него из-под ног. Подхватившие его руки были крепкими, и он с благодарностью держался за них. Рука, однако, отпустила его, и каталист упал на подушки, чувствуя, насколько он устал и истерзан — как будто на самом деле взбирался на утес.

Джорам подошел к окну и распахнул ставни. Холодный резкий свет белого солнца устремился в комнату, заставив Сарьона прищуриться.

— Который час? — спросил он.

— Час до полудня. Ты проспал все утро, а у нас сегодня много дел.

— Проспал? Я... прости, — сказал Сарьон, садясь. Голова кружилась. Он отвернулся от солнца. Неужели это и есть Око? И оно следит за ним?

Чушь какая! Это всего лишь сон.

Поднявшись, Сарьон умылся холодной водой и торопливо оделся, сознавая, что нетерпение Джорама растет. Он расхаживал по комнате со своим обычным суровым видом. Сарьон отметил, что Джорам одет по-дорожному. Поверх белых одежд был наброшен серый плащ. Хотя Сарьон и не видел Темного Меча, он знал, что Джорам скрывает его на спине.

— Значит, ты все же решил идти в храм, — тихо сказал Сарьон. Сидя на краю постели, он стал надевать башмаки, и, когда наклонился, у него снова закружилась голова.

— Нечего было решать. Заранее было понятно, что я туда пойду. — Джорам заметил, что Сарьон отдыхает, ничего не делая. — Поспеши, каталист! — Он раздраженно показал рукой на свет, лившийся из окна. — Мы должны попасть туда к сегодняшнему полудню, не завтрашнему! Ты сказал, что пойдешь с нами. Ты вправду туда собирался? Или ты просто время тянешь, чтобы удержать меня?

— Я иду с тобой, — медленно проговорил Сарьон, поднимая взгляд на Джорама. — Ты мог бы и не спрашивать, сын мой. Разве я дал тебе повод усомниться во мне?

— Ты священник. Этого уже достаточно, — хмыкнул Джорам и направился к двери.

Встав на ноги, Сарьон последовал за ним.

— Джорам, что случилось? — спросил он, ласково прикоснувшись к рукаву его белого одеяния. — Ты на себя не похож!

— Я как никогда похож на себя нынче утром, каталист! — ответил Джорам, вырвав руку у Сарьона. Увидев встревоженный взгляд священника, Джорам помедлил, его суровое лицо смягчилось. Проведя рукой по густым черным волосам, он встряхнул головой. — Прости меня, отец, — со вздохом сказал он. — Я почти не спал. И, думаю, мне еще много ночей не спать. Я хочу одного: пойти в тот храм и найти спасение для Гвендолин! Ты готов?

— Да, и я понимаю, каково тебе, Джорам, — начал было Сарьон, — но...

Джорам нетерпеливо перебил его:

— Нет времени, отец! Мы должны найти Гвен и уйти, прежде чем Гаральд или кто еще из этих глупцов сумеет остановить меня!

Лицо его стало жестким. Сарьон уставился на Джорама, изумляясь этой перемене.

«Но почему это меня удивляет? — печально спросил он себя. — Я же видел, как все это развивалось. Я видел, как пламя кузницы разгоралось в его глазах. Как будто все эти годы, мучения и тяготы, научившие его состраданию, ушли без следа, и это его плоть превратилась в камень, не моя».

Пропасть, из которой Сарьон только что выбрался, снова разверзлась перед ним. Каждый шаг приближал его к краю. Но ведь должен же быть и обратный путь! Нужно обернуться, чтобы увидеть его!

Чья-то рука больно схватила его за плечо.

— Ты куда, каталист? Пора идти!

— Прошу тебя, подумай! — взмолился Сарьон. — Должен быть и иной путь, Джорам!

Пламя кузни вспыхнуло, опалив священника.

— У тебя есть выбор, отец, — язвительно ответил Джорам. — Идти со мной или остаться. Что выбираешь?

Выбор! Сарьон чуть не рассмеялся. Он видел тропку, уводящую от пропасти. Ее перегораживали камни, засыпавшие ее много лет назад. Уйти было некуда.

— Я иду, — сказал каталист, потупив голову.

Белое солнце впервые за много дней заливало светом дом лорда Самуэлса. Ослепительно яркое, отражаясь от поверхности тающего снега, оно не грело и не радовало. Сад казался восхитительным под белым покрывалом, но красота эта была смертельной. Растения замерзли и оделись коркой снега. Под весом льда отламывались толстые ветви деревьев. Гигантские стволы трескались пополам.