Сам Каганович был голоден – он так и не успел ещё позавтракать, но решил уж дожидаться Эпштейна, чтобы совместить приятное с полезным, трапезу с важной беседой. Весь остаток ночи и всё утро он выслушивал поступавшие ежеминутно свежие новости: «внезапное» отключение электроэнергии в Думе (якобы, авария управляющего компьютера), непонятная ночная активность на объекте в Томилино, стрельба со взрывами в том доме, на который указал Кирпич, потрясшая всех перестрелка у храма Преображения Господня и, самое интригующее, – таинственный визит одного из иерархов РПЦ к генералу Майорову. Конечно, это могло быть связано и с выражением протеста Церкви, но ведь пока никаких официальных заявлений не последовало. Звонил Аркаша, сообщил, таинственно пыхтя в трубку, что у него есть новости, но какие, говорить не стал, пообещав всё подробно рассказать по прибытии.

Вундеркинд хмурился – слишком много неизвестных появилось в игре, да и шла эта игра вопреки всем правилам. Сам Каганович не верил, что Андреев и Мамаладзе что-то задумывали против президента – это шло вразрез со здравым смыслом и всеми договорённостями. А тем более ничего такого не мог учудить Колышев! Нет, Майоров явно переигрывает, и игра его попахивает блефом. Если в неё ввязаться, то может получиться очень неприятный конфуз, а вот полезного… Ну, начнём с того, что президент ещё жив, пусть и в критическом состоянии. И если он вдруг очнётся, то, вполне вероятно, весь риск, предлагаемый Майоровым, будет задаром, даже если на первом этапе и удастся добиться какого-либо успеха. В общем, получалось, что если пойти на поводу у Майорова, то при таком раскладе нужно сделать, чтобы президент не очнулся. Это, в общем, осуществимо, но, опять-таки, крайне рискованно, ведь обратной дороги уже не будет, а Майоров их на короткий поводок посадит. А верить в то, что они сумеют контролировать генерала, если тот дорвётся до реальной власти… Нет уж, увольте. Вон, несколько самоуверенных евреев, считавших себя олигархами, какое-то время назад тоже думали, что поставили насквозь послушного и предсказуемого человека, а тот ведь был всего лишь никому не известным полковником. И что хорошего с того получилось?

Размышления Кагановича прервал Эпштейн, вошедший в пустой зал.

– Ну что, давай, угощай уже, – Эпштейн явно был на взводе, но от блинов даже в таком состоянии отказаться был не в силах.

– Выпьешь чего? – Каганович знал, что Эпштейн почти не пьёт, спросил машинально.

– Да, фреш из моркови и маракуйи. И кофе, очень большую чашку. А блины буду с творогом и мёдом.

– А мне полташку «Коктебеля», чай с клубникой, блины с рыбным карпаччо, – Каганович сглотнул набежавшую слюну, – блины с ассорти из птицы, а потом ещё со сливками и персиком. Да смотрите там, чтобы персик был сладкий и с ароматом, а не как в прошлый раз! – и Каганович многозначительно посмотрел на менеджера ресторана, который принимал заказ.

– Всенепременно, Михаил Аркадьевич, всё будет в лучшем виде, – кланяясь, менеджер быстро улизнул, опасаясь более жёсткой критики.

– Ишь ты, всенепременно… Бездельники… Володя, так что будем отвечать нашим друзьям? – спросил Каганович, имея в виду предложение Андреева о срочной встрече.

– А какие у нас козыри на руках? – Эпштейн с интересом взглянул на Кагановича.

– Да пока особо никаких. Что-то наш генерал мутит, да и Андреев с Мамаладзе выдали своей прессе задание, чтобы она проталкивала информацию будто президент скоро поправится и беспокоиться не о чем. Луцкой молчит, а Рамазанов – как улетел в Лондон, так из него пока и не вернулся.

– Ну, с Луцким всё понятно, – Эпштейн криво улыбнулся. – Да и с прессой тоже, никто не хочет сейчас падения биржи, хотя… Ладно, на самом деле и я не хочу, не готов. Тут вот что. Там наши деятели в Думе сообщают, что кто-то изо всех сил пытается сорвать сегодняшнее заседание, и уши растут из нескольких кустов. Кроме того, охрану Белого дома сейчас почему-то осуществляют не служба охраны и менты, а военные, спецбатальон замминистра. Они уже и броневики подогнали, – тут Эпштейн прервался, чтобы дать время официанту сгрузить на стол напитки. Он попробовал принесённый микс и закатил глаза: – Блаженство… А вот кофе у тебя здесь горьковат, – поморщившись, добавил Владимир, отхлебнув из чашки.

– Сколько им ни плати, а всё равно воруют и халтурят, задолбали. Продам я эту забегаловку. А менеджера во фритюре сварим. На фиг она мне вообще нужна, – Каганович сделал вид, что сильно огорчён критикой друга. На самом деле, почти четверть заведений Москвы принадлежала его компаниям, и он вовсе не стремился избавляться от этого бизнеса. Но менеджера во фритюре сварить могли. Запросто.

– Ладно, не горячись. Тут о высоком надобно думать. Что Майоров, нарыл что-нибудь?

– Пока только слова. Понимаешь, не верю я ему. И боюсь. И даже думаю, что если мы его поддержим и он выиграет, то мы проиграем. Меня устраивает статус-кво, а тут какие-то сплошные неизвестные…

– Миша, ты уверен? Это ведь реальная возможность, генерал-то сейчас наш и… – тут Эпштейн замолчал, потому что к столику подошёл вошедший в ресторан Аркаша.

– Давай, Аркаша, докладывай, не стесняйся, – приказал Каганович, заметив, что Аркаша неуверенно посматривает на Эпштейна.

– Докладываю. В результате проведённых мною наблюдений удалось установить следующее. Майоров, во-первых, настроен очень отрицательно по отношению к вам…и к вам, – Аркаша сделал полуоборот в сторону Эпштейна. Говорил он прямо, нисколько не стараясь облечь подаваемую им информацию в толерантный вид, зная любовь своего шефа к точности и лаконичности. – Во-вторых, у него что-то совсем неладно в Томилино… я не совсем понял… но, кажется, пропал какой-то аппарат и ещё люди. И, кроме того, к Майорову приходил епископ Евпатий от Патриарха…

– Ну, и о чём они говорили? – нетерпеливо спросил Каганович, заметив, что Аркаша замялся.

– Понимаете, Михаил Аркадьевич, я не смог считать. Как только епископ вошёл к генералу, меня сразу выкинуло из его мыслепотока, а потом как будто экран поставили, непробиваемый. Этот епископ – очень подозрительный тип! – конфузясь, со злостью в голосе, быстро проговорил Аркаша.

– Ну, кто их, этих церковников знает, что они там такого умеют. Может быть, их крест защищает. Или молитвы. Так что тебе ещё удалось узнать по Майорову? – Каганович холодно посмотрел на Аркашу, давая понять, что сведения довольно скудные.

– Ну, он явно в чём-то не уверен. Ждёт неприятностей от какого-то Жени, злится на какого-то Зигфрида и, вообще, собирается блефовать, то есть говорить вам заведомую ложь. А вот насчёт церковников вы не правы, я их способности хорошо знаю, ничего в них особенного нет. Но этот епископ – исключение.

– Ладно, Аркаша, свободен. Большую премию не заслужил, но что-нибудь получишь. А о епископе твоём поговорим потом, мне самому это интересно, – и Каганович лёгким жестом отпустил Аркашу.

В этот момент принесли блины.

Некоторое время собеседники молча отдавали дань мастерству поваров ресторана, но потом Эпштейн не выдержал: